Изменить размер шрифта - +
Если в первый день попадания в детдом делил всех только на первые два «класса», то со временем поумнел. День за три идёт, если не за неделю…

Паренёк на бедняка не походил: под курткой костюм-тройка, лакированные туфли и дипломат. Всё это выводило в разряд престижа. Ещё бы волосы чуть отрастил, зализал назад и того глядишь — вылитый сын бизнесмена или очень обеспеченного родителя.

Но что он здесь делает, этот золотой мальчик? Где охрана?

Впрочем, это не мои дела, а детсадовские отрицальщики просто не доедают в столовых. Их можно понять. Жизнь у всех разная. Пойду я, пожалуй. Своих проблем хватает.

— Вот. Вот все деньги, что у меня есть, — паренёк с мольбой в голосе выложил на руку Паши довольно приличные купюры. Среди рублёвых соток и пятисотенных лежали доллары и евро. — Возьмите всё, только не трогайте меня… Я вам ничего не сделал… Отпустите. — По щекам пацана потекли крупные слёзы.

Я поневоле приметил, что паренёк-то совсем моего возраста, только очень хилый и больной. Не всё, наверное, можно купить на деньги. Да, точно. Сверстник. Вроде бы видел в параллельном классе…

— Смотрите пацаны, у него доллары! Да я такие только по телику видел! Ты, мешок, совсем страх потерял? — Паша скривил прыщавое лицо. Глаза, глядя на богатство в руках, загорелись недобрым огнём.

— И что ты всё мямлишь? Отдам! Отдам! — Передразнил Рябой и забрал у пацана очки. Тут же напялил на себя, изобразил глупую рожу и стал дразнить. — Конечно, отдашь! Всё отдашь и даже ещё принесёшь… — Рябой придвинулся к пацану, угрожающе добавил. — Если не хочешь неприятностей. Так ведь?

Ну, вот играть начинают.

«Ёжик» затряс головой. Выглядел беспомощным котёнком. Глаза без очков давали расплывчатую картину мира.

Это насколько можно быть ботаником, что так зрение посадить? Я, как отличник, не понимал этого полного погружения в мир книг. Чтение надо чередовать с физической работой. Читать сутками напролёт — не только садить зрение, но и забывать почти всё прочитанное тут же.

Трое друзей Рябого заржали, как кони. Стали улюлюкать. Копчёный тут же ткнул жертву локтём в живот, тот изогнулся пополам, сразу зарыдал. То ли от страха, то ли локоть действительно больно приложил.

Паренёк запричитал, глотая слёзы:

— Что я вам сделал? Что вам ещё нужно? Можете забрать и сотовый, берите всё, только уходите… отпустите! — Голос сорвался на визг.

Гопников это только больше взбесило. Я отмечал это в серых глазах. Они горели огнём власти над ситуацией. Волчата почувствовали кровь.

Вот стоят четверо крутых парней, властители сюжета, властители маленького мирка своей жертвы. Стоят и наслаждаются каждым моментом, каждой пролитой слезой. Они чувствуют себя на высоте, на гребне волны. Только в таких шакальих стаях они могут возразить судьбе, сказать ей, что не только им не везёт.

Жертва и охотник.

Эти четверо ненавидят детей, у которых есть нормальные родители, кому в жизни повезло не так, как им. Эти четверо не могут вынести вид чистой ухоженной одежды, запах дорогого одеколона. Их злит всё. Злит хорошая жизнь. Озлобленные жизнью шакалы. Ну да чёрт с ними. Пойду, я…

— Пацаны, а может того его? — Хмыкнул Рябой и мысль об уходе пришлось отбросить. Уши навострились.

— Как бабу что ли? — Ржанул Копчёный.

— А что, я по телику видел! — Пожал плечами Рябой.

— Да давай, хоть раз себя людьми почувствуем, — поддакнул Костян. — Паха, ты первый… Ты старший.

— Не вопрос, пацаны! — Пахан потянулся расстёгивать ремень. Трое тут же склонились над жертвой, собираясь избавить его от одежды…

Я не верил глазам и ушам.

Быстрый переход