Однако, как это ни странно, это торжество свободной личности очень быстро обернулось резким уменьшением ее человеческой масштабности. В эпоху кризиса на смену универсальному дилетантизму пришел узкий профессионализм. Человек, который в былые времена мог без особого труда совмещать такие разноплановые занятия, как политика, литература, философия, атлетика, сельское хозяйство, торговля, военное дело, мореплавание и т. д., то чередуя их сообразно житейским обстоятельствам, то даже предаваясь им одновременно, теперь все чаще должен был останавливать свой выбор на чем-то одном. Именно в это время в Греции впервые появились профессиональные политики (большинство известных нам государственных деятелей IV в. может быть отнесено именно к этой категории), профессиональные атлеты, которые получали за свои выступления высокие гонорары подобно спортсменам-профессионалам наших дней, профессиональные ученые и профессиональные ораторы, так же, как и атлеты, существовавшие за счет своей профессии. Профессиональные военные (наемные солдаты и командиры), философы и литераторы существовали уже и раньше. Но теперь их стало значительно больше. Появились также профессиональные бездельники и приживалы (параситы). Отчасти эта специализация объяснялась, конечно, тем, что значительно увеличился объем знаний, необходимый для того, чтобы человек мог успешно подвизаться на избранной им жизненной стезе. Но в ней можно видеть и симптом общего измельчания и вырождения человеческой породы. Сказывалась усталость этноса от проделанной им в минувшие столетия тяжелой работы преобразования общества и его культуры.

Еще одна характерная черта психологического климата эпохи кризиса — это поиски смысла жизни. Люди, создававшие греческую цивилизацию в VIII—V вв. до н. э., были сильны духом, твердо верили в самих себя и хорошо знали, чего они ждут от жизни. Несмотря на весьма резкие подчас перепады эмоциональных состояний, им были совершенно чужды неврастеничная неприкаянность и ощущение пустоты и бессмысленности человеческого бытия. В IV в. многие греки внезапно осознали, что их жизнь утратила свой смысл, и занялись лихорадочными поисками некой высшей цели, оправдывающей их земное существование. Совершенно очевидно, что в былые времена этот вопрос перед ними вообще не вставал. Человек, воспитанный в традициях героического мировосприятия, интуитивно сознавал, что его короткая жизнь является лишь частью большой исторической судьбы его родного полиса, а через нее и судьбы всего греческого народа и даже всего космоса и что сам он — лишь одно из множества звеньев в неразрывной цепи уходящих в прошлое и будущее человеческих поколений. Мысливший такими категориями индивид знал, что цель его жизни состоит лишь в том, чтобы, оставаясь в этой цепи, суметь максимально реализовать заложенные в нем природой физические и духовные потенции, приблизиться в доблести к героям древних сказаний и тем снискать благодарную память среди сограждан. В греческой философии IV в. этот нравственный канон был решительно оспорен. Многие мыслители, не сговариваясь, сошлись на том, что человек сам является хозяином своей судьбы и вправе осмысливать и строить ее так, как ему заблагорассудится, не считаясь с общепринятыми мнениями и законами исторической преемственности.