Депау кивнул и повернулся к своим спутникам. Потом он закрыл дверь и повел их назад, в кабинет.

Один из них сказал:

– Речь идет о рабстве, о порабощении людей ради получения прибыли – то есть о худшей форме угнетения человека человеком.

Депау кивнул. Остальные участники встречи столпились вокруг них, внимательно слушая.

– Возможно, речь идет о новой гражданской войне, – продолжал гость.

Депау снова кивнул.

– Речь идет о нарушении всех известных человечеству принципов, на которых зиждется цивилизованное общество.

– Не всех, – спокойно возразил Депау. – Мы не нарушаем принципа частной собственности.

Депау видел, как могущественные воротилы обменялись взглядами. Он знал, каким будет следующий вопрос, и нисколько в этом не сомневался, так как знал их всех с детства. Он отдавал себе отчет в том, что предлагает революцию, которая изменит жизнь людей в большей степени, чем это было в России.

– Бейси, – спросил человек, задававший так много вопросов, – ты хоть понимаешь, насколько серьезно то, что ты затеял?

– Понимаю, – просто сказал Депау.

– Можешь ли ты, – продолжал этот человек, при напряженном внимании остальных, – можешь ли ты...

– Что именно? – спросил Депау, зная наперед, о чем он спросит.

– Сможешь ли ты... подготовить из них квалифицированных рабочих?

– За это я ручаюсь, – сказал Депау. – Мы получим самые дешевые руки со времен Конфедерации. Мы подорвем деятельность профсоюзов с помощью самых лучших штрейкбрехеров, которых когда либо видел мир, – с помощью рабов.

Некоторые продолжали сомневаться. Это было слишком заманчивым, чтобы быть реальным. Но Депау доказывал, что «синие воротнички», которые больше всех пострадают от введения рабского труда, будут самыми горячими его сторонниками.

– В моем распоряжении имеются обученные воинские части, – сказал Депау. – Однако я не думаю, что их придется задействовать. Мы обеспечим такую мощную поддержку со стороны общественного мнения, что к нашим отрядам присоединятся миллионы простых граждан. Они организуют марш на Вашингтон и вынудят правительство сделать то, что мы хотим. Мы проведем референдум и победим с перевесом один к десяти.

– Но почему ты думаешь, что американцы согласятся голосовать за создание дешевой рабочей силы, ведь в этом случае понизится стоимость их собственного труда?

– Я работаю над этим планом с 60 х годов. Вы думаете, почему я финансировал все эти воинственные демонстрации темнокожих и оплачивал их показ по телевидению? Вы знаете, кто смотрит эти передачи? Восемьдесят один процент зрительской аудитории составляют белые. После окончания передачи они распаляются желанием перестрелять черных. У нас есть старые фильмы, где черные угрожают расправиться с белыми. В этом году мы выделили на эти программы больше, чем когда либо прежде. Со следующей недели мы начинаем целую серию таких пропагандистских передач. Никто не сможет включить телевизор, не увидев лицо чернокожего, заявляющего, что если на них не нападут, то они сами нападут на белых. Это будет великолепное зрелище!

– Жалко, что нет в живых Мартина Лютера Кинга, – сказал один из гостей. – Можно было бы заказать серию передач с его участием.

– У нас есть кое что получше: профессор социологии объясняет белым, насколько они все прогнили, а в это самое время на заднем плане мы даем документальные ленты о Гарлеме, Южном Бронксе, Уоттсе и Детройте.

– Но общенациональный референдум о введении рабства? Это нереально!

– Да что ты! – сказал Депау с оттенком неудовольствия. – Кто говорит, что мы назовем его именно так? Будет достаточно получить голоса в поддержку «Закона о гарантиях прав для цветных и о праве белого населения на безопасность».