Никто, однако, не прислушался к его просьбам, и, когда Римо, после сообщения, полученного Смитом с одного из дорожных постов, свернул на грязный проселок близ города Геттисберга в Пенсильвании, Чиун разразился угрозами и проклятиями в адрес радио с обратной связью. Разумеется, на корейском языке.
Трое солдат, прячущихся среди холмов, в полумиле от поворота, видели, как белый «Континенталь», съезжая с шоссе на проселок, поднял густое облако пыли.
– Он всегда ведет себя так в дороге? – спросила Руби Римо.
– Только когда ему очень не хочется ехать.
– Что он сейчас говорит? – снова спросила Руби, видя, что Смит страшно боится, чтобы Чиун, говоря по корейски, не выдал те немногие секреты КЮРЕ, которые еще оставались секретами.
Римо прислушался.
– Одному из своих более менее сносных «приятелей» он объясняет, что единственная разница между ним и коровьим пометом заключается в том, что его нельзя употребить на кизяки.
В кабину ворвался новый грубый голос. Чиун ответил не менее грубо.
– А этому он советует испить овечьей мочи, – перевел Римо.
Хорошо подрессоренную машину покачивало на ухабах. Руби зажала уши ладонями, чтобы не слышать доносившуюся с заднего сиденья ругань.
Внезапно все смолкло. Руби повернула голову, чтобы узнать причину внезапно наступившей тишины. Вдруг Чиун молниеносно перегнулся вперед, ухватился левой рукой за руль и резко крутанул его вправо. Машина повернула почти под прямым углом и съехала с дороги, едва не врезавшись в дерево. В последнюю долю секунды Чиун вывернул руль в прежнее положение.
Римо вопросительно взглянул на Чиуна и уже открыл было рот, как вдруг позади них раздались – один за другим – два взрыва. На машину посыпались мелкие осколки камней и комья земли. Облака пыли, смешанной с едким дымом, заклубились над дорогой.
– Бьют гаубицы! – воскликнул Римо.
Он выжал акселератор до пола и забрал у Чиуна руль. «Континенталь» на предельной скорости помчался вперед. Чиун удовлетворенно кивнул и занял свое место. Когда облака рассеялись, Смит увидел сзади на дороге две воронки, каждая размером с пивную бочку.
Римо хотел было притормозить.
– Не надо! – сказал Чиун. – Будет еще один.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Руби.
– Бог троицу любит, – прошипел Чиун.
Руби видела, как он сузил глаза, сфокусировав их на чем то, что, казалось, было всего в нескольких дюймах от его носа. Вдруг он вскинул голову и крикнул:
– Влево, Римо! Круто влево!
Римо резко повернул налево и нажал на газ. Задрав нос кверху, машина рванулась вперед. Сзади послышался взрыв, на миг оторвавший правые колеса автомобиля от земли. Однако Римо без труда выровнял машину. Чиун открыл заднее стекло и внимательно прислушался.
– Теперь все, – сказал он. И безо всякого перехода снова взял микрофон, чтобы возобновить прежнее занятие. Вновь зазвучали на самых высоких нотах корейские оскорбления и брань.
– Как он узнал? – спросила Руби.
– Он их услышал, – ответил Римо.
– А почему я ничего не слышала?
– Потому что у тебя уши как брюссельская капуста.
– Но как он мог услышать что бы то ни было, не переставая кричать в микрофон? – допытывалась Руби.
– А почему бы и нет? Он знает то, что кричит, ему не обязательно это слушать. Поэтому он слушал все остальное и услышал, как летят снаряды.
– Только и всего?
– Только и всего.
Римо знал, что она ни за что не поверит. Искусство Синанджу просто, а все хотят чего то сложного. Какая уж тут сложность, когда сам открывается истина, простая, как день: Синанджу учит использовать свое тело по назначению – только и всего. |