Это дело историков субъективистов-прагматиков, задача которых первым представляется слишком поспешною, самонадеянною и фантастическою. Нужно знать факт, как он есть, отличать факт достоверный от недостоверного, — говорят объективисты; этого мало замечают прагматики: нужно указать, какое значение имеет он в ряду других фактов исторических, нужно судить на основании факта о движении истории, иначе не зачем и изучать истории. Горский, говорим, был объективистом-историком. Он постоянно был занят и в своих лекциях и в своих печатных церковно-исторических трудах фактическою истиною, тщательным изучением фактов; но что касается до обобщения фактов в смысле исторического прагматизма, до изучения истории в смысле развития церковно-исторической жизни, то таких задач Горский не поставлял себе. Нельзя, конечно, думать, чтобы у Горского недоставало таланта для такого рода научной постановки дела, нельзя утверждать, чтобы он не симпатизировал подобным приемам (напр. в его вступительных лекциях встречаются, как мы знаем, мысли, благоприятствующие этому направлению), нужно думать, что Горский считал такие работы еще преждевременными на Руси. В самом деле, прагматическая обработка церковной истории возможна только тогда, когда солидно обработаны частные отделы науки, когда уже изучен материал, служащий к цели, когда наука может похвалиться многосторонностью своих сведений. Всего этого конечно, не было и нет на Руси. Русская церковно-историческая наука только что начинает свое дело. Рассмотрение церковной истории с точки зрения прагматической вещь тем более трудная, что православный историк должен выработать свои принципы, независимые от западных образцов, и с точки зрения этих уже обрабатывать предмет. Западные образцы для нас непригодны, потому что точка зрения их условная. Писатели эти отправляются от протестантства или папства, как высшего проявления исторического христианства, и в папстве и в протестантстве ищут тех высших форм церковно-исторической жизни, к которым сводится все предыдущее развитие христианской жизни. Православный историк может только православие поставить как исходную и совершеннейшую точку зрения на историческое развитие всех сторон церкви. Но это есть не более как pium desiderium, которое неизвестно когда придет к осуществлению в исторической русской науке. Нужно еще помнить, да и много ли историков прагматиков на самом, богатом в научном отношении, Западе? Горский своею научною деятельностью отвечал насущным потребностям времени. Он не брал на себя широких задач, потому· что сначала нужно было утвердить основы для науки, нужно было наперед разобраться в научных материалах. Наука церковно-историческая должна пройти свою историю».
Нам нередко приходилось и приходится слышать, что Горский читал лекции по Неандеру. Мы не разделяем этого мнения, основываясь в этом случае на довольно внимательном просмотре его чтений (начиная с послеапостольского века). Горский тщательно изучил Неандера, уважал этого историка, любил его. Это несомненно. Неандер историк необыкновенный, это высокий талант. Не уважать его, не ценить его — нельзя. И доселе Неандер остается драгоценным сокровищем для каждого богослова. Едва-ли можно себе представить, какое обаяние производил курс Неандера, когда он начал по частям являться в свет, с какою одушевленностью, восторгом должен был любитель богословской науки читать и перечитывать новенькие, свеженькие томики церковной истории Неандера? Изучать его без сомнения было просто наслаждением. Удивительно ли, если Горский, тогда молодой, восприимчивый, весь отданный научным интересам, с жадностью поглощал богатство научных знаний, какое давал Неандер, удивительно ли, если новые мысли, плодотворные открытия, научные истины, новые сведения этого историка, невольно отпечатлевались на его учебных работах, отзывались в его чтениях. Да, Неандер отпечатлевался на чтениях Горского, но не больше того. Сказать, что Горский читал по Неандеру, значит сказать слишком много. Горский никогда и ничем не пользовался в своих лекциях, без критического отношения к своему источнику. |