|
И послали Пимена в изгнание и в заточение. И повезли его с Коломны на Охну, не заезжая в Москву, а от Охны в Переяславль, а оттуда в Ростов, а оттуда на Кострому, а с Костромы в Галич, а из Галича на Чухлому...»
Низверженный с высоты митрополичьего престола, заброшенный в глухие заволжские леса, Пимен мог теперь вволю поразмыслить о превратностях судьбы, вспоминая слова древнего мудреца Екклезиаста: «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа». Что же произошло в Москве после отъезда Митяя в Константинополь? Что заставило князя Дмитрия столь круто расправиться с людьми, исполнившими— в меру своею разумения — его волю? Осенью 1379 г. московские «старцы», пользуясь отсутствием Митяя, стали искать путей примирения с князем Дмитрием. Сергий Радонежский уверенно -заявлял, что Митяй не увидит Царьграда. Однако он понимал, что если тот все же вернется из патриархии в митрополичьем клобуке, то для лесных монастырей и их обитателей наступят тяжелые времена. Если же Митяй внезапно исчезнет с исторической сцены, вновь возникнет вопрос о признании Киприана. Сергий надеялся примирить великого князя с этой кандидатурой. Но прежде нужно было восстановить сильно пошатнувшееся влияние самого радонежского игумена при московском дворе. Не одни «старцы» напряженно размышляли над создавшимся положением. Князь Дмитрий тоже склонен был пойти на мировую. Он чувствовал, как ход событий неотвратимо приближает тот роковой день и час, когда Русь встретится с Ордой в решающей схватке. От своих разведчиков князь знал, что Мамай, не желая рисковать, копит силы, подыскивает союзников, вербует наемников. Сам Дмитрий в конце 1379 —начале 1380 гг. привлек на свою сторону литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Однако главная задача заключалась в том, чтобы как можно больше русских княжеств в нужный момент выступили заодно. Для укрепления единства, для воодушевления воинов Дмитрию нужен был авторитет лесных отшельников. Но он не хотел первым идти на примирение, отчасти из гордости, отчасти потому, что «старцы» тотчас потребовали бы каких-то уступок с его стороны. И тогда первый шаг сделал Сергий... Среди многочисленных «чудес», о которых рассказывает «Житие Сергия Радонежского», одно выделяется особым религиозно-политическим колоритом. Это рассказ о явлении Богоматери Сергию. Однажды Сергий долго и самозабвенно молился перед иконой Богоматери. Вероятно, это была та самая, небольшая по размерам, но очень выразительная по живописи икона «Богоматерь Одигитрия», которая до сих пор хранится в Загорском музее и, согласно старой монастырской традиции, считается любимой, келейной иконой самого Сергия. Закончив молитву, Сергий обратился к своему ученику келейнику Михею со словами: «Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудесное и ужасное будет нам в сей час». И тут же раздался голос: «Вот Пречистая грядет!» Услышав голос, Сергий стремительно вышел из кельи. «И вот свет ослепительный, сильнее солнца сияющий, ярко озарил святого; и видит он пречистую Богородицу с двумя апостолами, Петром и Иоанном, в несказанной светлости блистающую. И когда увидел ее святой, он упал ниц, не в силах вынести нестерпимый этот свет, — повествует автор «Жития Сергия» Епифаний Премудрый. — Пречистая же своими руками прикоснулась к святому, говоря: «Не ужасайся, избранник мой! Ведь я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя о учениках твоих, о которых ты молишься, и об обители твоей...» Богоматерь пообещала Сергию и впредь защищать его монастырь от опасностей и снабжать всем необходимым. «Сказав это, стала она невидима». |
