Именно поэтому раб, захотевший отравить его, был просто приговорен к смерти, а не замучен пытками. А что он мог еще с ним сделать, ведь хуже смерти ничего не бывает, скажете вы. Черт побери! Он мог приказать пытать его, хлестать розгами, бросить на съедение рыбам. Однако ничего подобного он не делает. Цезарь никогда не мог переступить этой черты, не мог сделать зла.

Одного не мог простить ему любящий народ: он заставлял поднимать с арены и лечить раненых гладиаторов как раз в тот момент, когда публика была готова приговорить их к смерти.

Подумайте сами: когда это бывало, чтобы тебе прощалось все?

Однажды утром по Капитолию и Форуму пронесся сильный шум. Оказывается, ночью на Капитолийский холм были принесены статуи Мария и его военные трофеи. Они были возвращены на свои места и украшены кимврскими надписями, которые некогда Сенат приказал стереть.

Но разве Цезарь не был племянником Мария? Разве сам не хвастался этим родством? И разве Сулла не отвечал тем, кто просил его смилостивиться над Цезарем: «Разрешаю, хотя вы и поступаете безрассудно. Но будьте внимательны — в этом юноше сидят несколько Мариев!»

Оказавшись на развалинах Карфагена, Марий достиг невиданных высот подобно Наполеону на Святой Елене; и вот тень его, вышедшая из могилы, неожиданно явилась римлянам. Представьте себе статую Наполеона в треуголке и сюртуке, поднятую в 1834 году на вершину колонны.

Старые солдаты плакали. Люди с поседевшими волосами говорили, что в Рим вернулись победители тевтонцев. Марий был крестьянином из Арпина, но все же в его семье была лошадь. Он был суров, не хотел изучать греческий язык, ставший вторым, а может, даже первым у римской аристократии, так же, как французский стал вторым, а возможно, и первым у аристократии русской. При штурме Нуманции Сципион Эмилиан угадал в нем гений военачальника, и, когда его однажды спросили, кто будет его преемником, ответил:

— Может, этот! — И похлопал Мария по плечу.

VI

Все знали, что Марий, будучи еще простым трибуном, предложил принять закон, который запрещал интриги в комициях и трибуналах, всё это — к большому смятению аристократов и без согласования с Сенатом. Один из сенаторов, из рода Метеллов, критикуя этот закон и трибуна, потребовал, чтобы для объяснении вызвали самого Мария. Но тот, войдя в Сенат, приказал отправить Метелла в тюрьму, и его ликторы выполнили приказ.

Война с Югуртой продолжалась долго. Марий обвинил Метелла в том, что он затягивает эту войну, и поклялся, что если его изберут консулом и доверят ему военное руководство, то он или пленит Югурту, или прикончит собственной рукой. Он стал консулом, стал главнокомандующим армией, победил Бокха и Югурту. Бокх, не желая погибнуть вместе со своим зятем, выдал Югурту. Тогда еще молодой Сулла принял пленника из рук мавританского царя и передал Марию. Сулла велел выгравировать на своем перстне факт выдачи нумидийского царя и с тех пор начал скреплять этим перстнем, словно печатью, не только личные письма, но и государственные документы, чего Марий не мог ему простить никогда.

Люди вспоминали знаменитого пленника, отправленного в Рим без ушей, потому как, горя нетерпением отобрать у него золотые серьги, ликторы выдернули их вместе с ушами. Пересказывали шутку, которую он бросил, когда его швырнули голым в мамертинскую тюрьму: «Как холодны камни в Риме!» Агония длилась шесть дней, все это время он вел себя героически, смерть настигла его на седьмой день.

Умер с голоду!..

Югурта был Абд Аль-Кадиром своей эпохи.

В Риме нарастало недовольство Марием; он, конечно же, отпраздновал бы свою победу, как это было принято, как праздновали в свое время Аристид или Фемистокл, но неожиданный вопль, изданный галлами, обратил его внимание к Западу…

Триста тысяч варваров-тевтонцев, убегая от наводнения, двигались на юг! Они окружили Альпы, проникли в Галлию и соединились с племенами кимвров, в которых признали своих братьев.