— Да, Таня, она действительно скачет! Эту корзинку мне передали сегодня утром для ребят с озера: они заказали черную кошку, и вот я ее и везу, и притом беременную!

Мы с Никой тоже засмеялись, и все втроем хохотали долго и с наслаждением, и не только из-за прыгавшей корзинки, но и просто так: мы предвкушали месяц, лишенный обычных московских хлопот, месяц, проведенный в великолепной компании, мы снова почувствовали себя такими же молодыми и беззаботными, какими были десять лет назад, когда познакомились в том же самом Ашуко.

С тех пор все мы успели выйти замуж и развестись (Ника — даже не один, а два раза); Вика воспитывает сына, а Ника — дочку. Но это не мешает нам относиться друг к другу точно так же, как в то жаркое лето, когда мы встретились на скалистом берегу Ашуко и понравились друг другу с первого взгляда, что для женщин явление совершенно необыкновенное.

Впрочем, Ника и Вика дружили уже давно, с первого курса. Когда мы познакомились, они были еще студентками-медичками и приехали в экспедицию работать поварихами, я же тогда занимала важный пост и могла бы задрать нос, но не задрала — я работала в дельфинарии тренером; это и сейчас редкая профессия, но тогда тренеров, работавших с дельфинами, в стране считали на единицы, а уж женщин среди них почти не было. И вот, хотя прошло уже десять лет, все вернулось на круги своя — Вика, теперь врач-психиатр, и Ника, невропатолог, едут на биостанцию в качестве поварих, а я снова буду тренировать дельфинов. Наверное, мы постарели, но я этого не чувствую, наоборот, мне кажется, что с возрастом мы похорошели. Ника в юности была просто красивой, теперь же ее красота приобрела какую-то особую утонченность и изысканность. Вика, миниатюрная, кругленькая, круглолицая, со сверкающими темно-карими глазами за стеклами очков, которые все равно не могли оптически уменьшить их громадность (индусы говорят о таких очах: «глаза коровы», и это считается высшим комплиментом), просто расцвела; она никогда не считалась красавицей, но сейчас так и искрилась обаянием и остроумием.

Я считаю, что для этого ей просто надо было расстаться с тираном-супругом, но вслух этого не высказываю. Что же касается меня, хоть себя хвалить неудобно, но все же скажу, что все последние годы я боролась с лишней мышечной массой — наследством моего спортивного прошлого — и победила в этой борьбе. Теперь я здорово постройнела и выгляжу как женщина, а не как член сборной команды по плаванию; вот только плечи остались у меня чересчур широкими, но с этим уже ничего не поделаешь.

Так что в тот день мы были в великолепном настроении, и никакие дурные предзнаменования нас не мучили; если и возникали какие-то предчувствия, то, скорее, ожидание любви; дельфинарий для нас всегда окружала атмосфера влюбленности, и все мы познакомились со своими будущими (первыми) мужьями именно там. И сейчас подспудно были готовы снова влюбиться — пусть на месяц, пусть не очень серьезно, но все-таки влюбиться и помнить об этих мгновениях счастья потом, в серой московской жизни…

Наконец объявили наш рейс, и мы пошли на контроль, опасливо закрывая корзинку с кошкой чемоданами.

Нам в тот день повезло: самолет задержался всего лишь на час, и в аэропорту Анапы уже ждал экспедиционный «уазик», который без приключений доставил нас на место. Впрочем, без приключений — это в нашем понимании то, что у машины не отказали тормоза, мы не застряли на каком-нибудь особо крутом подъеме и не сорвались в пропасть. Ехать на тряском «уазике» по горной дороге, засыпанной камнями после оползней и размытой ливнями (грейдерщик помер, сообщил нам шофер, и трассу в этом году никто не чистил), большая часть которой к тому же проходит по краю обрыва, да еще по тридцатиградусной жаре, — удовольствие не из самых приятных.