Так иной раз бывает осенней порой: долго держится летняя жара, печёт солнце, синеет яркое небо, и вдруг всё круто ломается — в одну ночь наступает вот такая сырая и холодная непогода.

Чапаев сошёл с крыльца и, хлюпая по лужам, обогнул хату.

Стало ещё темнее. Казалось, из степи вместе с ветром и дождём сюда приползла чёрная, густая тьма.

Но вдалеке, там, где под открытым небом расположились передовые части, видны были мерцающие огни костров. Острый глаз Чапая разглядел возле костров отдельные фигуры бойцов. Кое-где — одинокие, склонённые к огню. Может быть, дежурные подбрасывают мокрые щепки, чтобы не дать пламени погаснуть. А кое-где Чапаев увидел и кучки по три-четыре человека. Эти, наверно, кипятили чай в задымлённых котелках, перекидываясь шутками, прибаутками, смешливыми словцами.

Задумавшись, смотрел Чапаев на эту знакомую, столько раз виденную им картину. Ночь перед боем…

Вот они сидят, лежат, спят, его бойцы, его чапаевцы, истомлённые долгими походами, жестокими сражениями. А завтра поутру, чуть засереет рассвет, пойдут они в бой; то залегая, то вскакивая, двинутся они на врага цепями… И пока не выбьют из села, не погонят вспять, никто не остановится, никто не повернёт назад, все будут идти вперёд.

Многих недосчитаются они после этого боя. Многие останутся лежать на мокрой от дождя осенней земле.

Что ж, коли придётся отдать свою жизнь — и он, их командир, и они, его бойцы, знают, за что дерутся и умирают.

Конь Чечик

Пошарив рукой в кармане, Чапаев вытащил два маленьких измызганных куска сахару. Повертел их в руке, снова сунул в карман и пошёл к конюшне.

Ещё издали он услыхал, как сочно хрустят лошади овсом и, переступая с ноги на ногу, стучат по деревянному настилу.

Василий Иванович осторожно приоткрыл ворота большого крытого двора.

— Кто идёт? — сурово окликнул дневальный, сразу вырастая из густой тьмы.

— Свой…

— Товарищ Чапаев?! — Дневальный, перекинув с руки на руку тяжёлую винтовку, приблизил лицо к Чапаеву.

— Я, — ответил Чапаев. — Признал?

— Признал.

— На коня хочу глянуть.

И Чапаев протиснулся в крайнее стойло, где стоял его донской жеребец — золотисто-рыжий Чечик.

Узнав Чапаева, конь заржал тихо и радостно: «Здравствуй, хозяин! Что так долго? Я соскучился».

Чапаев нащупал в темноте мягкую, шелковистую гриву, легонько потрепал коня за ушами и сунул ему припасённый сахар. Конь вкусно захрустел и тепло задышал ему в лицо, почти касаясь влажными ноздрями.

Замечательный конь был у Чапаева! Сколько раз выручал он его из беды! Сколько раз уносил от настигавшего врага! Сколько раз мчал в самый жар битвы!

А уж когда нужно было внезапно скрыться, Чечику равного не было. Один раз от верной смерти спас Чапаева.

Случилось ехать Чапаеву степью с небольшим отрядом конных. Было их человек десять, не больше. Ехали бездумно, врага не ждали, разведку не высылали.

Путь лежал через невысокий холм. Чапаев опередил отряд и прежде всех выехал на гребень холма. Глядь, впереди белоказаки! И не мало — сотни две. Тут дело ясное: коли заметят — конец. Налетят, растерзают…

Только Чапаев не дал им приглядеться. Вмиг припал к шее коня и на ухо шепнул: «Ложись…». Чечик подогнул ноги, лёг вместе с Чапаем и пропал в высокой траве, будто куда провалился. Такая у него была выучка.

А своим Чапаев успел крикнуть, чтобы не показывались на гребне холма.

Отличный конь был у Чапаева! Тут уж сказать нечего.

Чечик живо сгрыз оба кусочка и потянулся за новыми. Но больше сахара у Чапаева не было — последний отдал любимцу. Потрепав коня за холкой, он провёл рукой по атласному боку и вышел.