В комнате будто стало светлее, словно мягкий свет снежинок освещал ее. Они снова извивались, стонали и ласкали друг друга, купаясь в волнах новой страсти. Жажда обладания возрождалась с удвоенной остротой. Он целовал изгиб ее бедра, ее колено, пальцы ее ног, она впивалась ногтями в его спину и отчаянно шептала что-то неразборчивое. Открыв глаза, она снова хотела поймать мгновение, запечатлеть этот миг: его тело, выражение его лица, взъерошенные волосы. Она даже заплакала от переизбытка чувств, увлажняя слезами его мощную грудь. Распаленная желанием, она буквально набросилась на него, впиваясь в его волосы, влажные даже в прохладном ночном воздухе. Ее колени разомкнулись, его твердый живот ощутил ее трепещущее тело. Рассудок помутился, и никто не жалел об этом.

— Лесли… Лесли… — стонал он, а она, словно ослепнув, искала его губы.

Она поняла, что сдается, покоряется ему, что она теперь в его власти. Ее тело, ее чувства и ее ум — все это стало его собственностью. Он правил. Он был королем — она же его рабыней. Да, рабыней, жизнь которой сейчас зависит от его воли.

Но вот они снова были равны. Снова лежали неподвижно в полубессознательном состоянии, жадно глотая воздух. Лесли чуть встряхнула головой, словно возвращаясь к жизни. Она почувствовала, как ослабли ее руки, когда дрожащими пальцами вытерла капельки пота с его лба.

Он лежал рядом, не в силах пошевельнуться. Наконец его высохшие губы сложились в грустную улыбку:

— Я все еще люблю тебя, — прошептал он.

— Да? — она изобразила удивление и поцеловала кончик его носа.

Он медленно приподнялся, почему-то посмотрел в окно, уже наполовину занесенное снегом, и на лицо его словно легла тень.

— Ты уходишь? — спросил он; слова его были легкими, как снежинки.

Она вздохнула:

— Ты же знаешь, мне надо возвращаться к себе. Лорен и Дэнни, конечно, люди без предрассудков, но… — она обняла его. Грегори, я хочу, чтобы ты знал: я никогда не забуду эту ночь.

Он покачал головой.

— Но я не хочу быть воспоминанием. Рядом с тобой живой человек. Не уходи. И не только сейчас, но и потом, после Рождества. Я только что обрел тебя, и не хочу расстаться с тобой.

Прошла минута, прежде чем Лесли сказала с болью в голосе:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я обманывала тебя?

— Нет, — отозвался он глухо.

— Мне нужно вернуться в Африку, к своим исследованиям. Я дала слово. У меня контракт, и я обязана выполнить его. Это очень важно для меня.

Он промолчал. Его реакция испугала ее.

— Грегори? — попыталась она вывести его из транса. — Ты ведь с самой первой минуты знал, что мне придется вернуться к работе. Разве я когда-нибудь намекала на что-нибудь иное?

— Да, — ответил он тихо. — Да. Когда ты вошла сегодня ко мне в комнату, ты намекнула мне на что-то иное. Ты была такая нежная, любящая, любимая… — он укрыл ее одеялом, затем взял левую руку Лесли и приложил к своей груди. — Что ты чувствуешь?

— Я чувствую, как бьется твое сердце, как ты дышишь. Я чувствую твои волосы и твою кожу.

Он стиснул ее руку так сильно, что ногти больно врезались в кожу ладони.

— Грегори! — испугалась Лесли. Он выпустил ее руку, тяжело вздохнул и, медленно поднявшись, сел на край кровати, спиной к ней. Его плечи тоскливо ссутулились.

— Скажи мне, Лесли, — еле слышно произнес он, — как ты можешь одновременно нести столько радости и столько страданий? Только что я был с тобой на небесах, и вот я рухнул на землю, как Икар.

Ничего не ответив, она некоторое время лежала неподвижно под теплым одеялом, затем вдруг сняла кольцо с пальца и, свесившись с кровати, опустила его в карман халата.