— Куда вы меня везете? — спросила она, чувствуя, как от волнения пересохло в горле.

— На дачу к Глебу Ивановичу. Он уже должен быть там.

Они подъехали к металлическим воротам в высоком глухом бревенчатом заборе. Вышел охранник в зеленой гимнастерке с малиновыми петлицами и синем галифе, при пистолете в желтой кожаной кобуре. Он внимательно их осмотрел, подал знак, и ворота открылись. Автомобиль въехал во двор и остановился.

Женя вышла и осмотрелась. В доме ярко горел свет, слышалась музыка, голоса — на деловую обстановку непохоже. По садовой дорожке двое в спецовках катили тачку, на которой лежали лопаты… и веревка.

— Куда это? — непонятно для чего спросила Женя.

— Могилу копать, — хмуро ответил коренастый мужчина лет пятидесяти и кивнул на освещенный дом. — Опять потеха намечается… Потом голые по саду будут бегать.

— Не будут. Холодно еще, весна, — возразил второй, худой и постарше. — Дома будут.

И они пошли дальше.

Решение пришло мгновенно. Надо уходить, любым путем! Сразу вспомнился Николай, с глупым видом сидевший посередине лужи.

К ней подошел охранник, который осматривал автомобиль.

— Почему не заходите в дом? — спросил он строго.

Его глаза встретились с глазами Жени… Поначалу его сознание еще пыталось противиться чужой воле, но затем он стал марионеткой в руках Жени.

— Глеб Иванович приказал мне уйти, — сказала Женя. — Помогите пройти через ворота.

Они подошли к проходной, где обнаружилось еще двое — в форме и в штатском.

— Глеб Иванович приказал ей уйти, — произнес сопровождающий неестественным, деревянным голосом, пропуская Женю к двери. Человек в форме послушно открыл ее ключом.

— Постой, Семен! Ты что, не в себе?! — возразил второй, сверля Женю глазами. Она поняла, что не сможет его нейтрализовать, — это потребовало бы слишком много энергии.

— Пусть пока подождет! Я позвоню и выясню обстановку, — сказал человек в штатском, скрываясь в глубине комнаты.

— Семен, они не выполняют приказ Бокия. Заставь их! — приказала Женя.

Семен схватил своего товарища, в нерешительности стоящего у открытой двери, и втолкнул его в караулку, где человек в штатском крутил ручку телефона.

— Не отпускай их в течение часа! — приказала Женя, выходя за ворота.

Семен с решительным видом, зажав пистолет в руке, остался караулить дверь.

Оказавшись снаружи, она пошла быстрым шагом, потом перешла на бег. Она пробиралась лесом, едва видимыми тропинками, незаметно забираясь вглубь. По шоссе Женя идти не могла — погоня, если будет организована, направится туда в первую очередь. До нее донесся выстрел, за ним другой — видно, Семен выполнял приказание Жени со всей серьезностью, на которую был способен.

Быстро стемнело. Ей вспомнился родной Ленинград, где весной в это время ночь уже начинала отступать, чтобы в июне перейти в знаменитые «белые ночи». Тропинки становились все уже, все незаметнее, а лесная чаща — все гуще и темнее. Вскоре Женя могла лишь медленно идти, почти на ощупь, и поняла, что окончательно заблудилась. Кроме темноты донимала прохлада, которая ночью грозила превратиться в «собачий» холод. Положение было безвыходным: идти в темноте невозможно, а оставаться на месте означало замерзнуть. Кричать и звать на помощь она не решалась, опасаясь погони, хотя люди могли быть совсем рядом.

Еще два часа она, смертельно уставшая, пробиралась в полной темноте на ощупь. Ей было ужасно холодно и безумно хотелось крепкого горячего чаю. Внезапно позади Женя услышала шорох, словно кто-то двигался по ее следу, и увидела два горящих зеленых глаза.