Он подсчитал свою выручку в феврале и обнаружил, что она почти приблизилась к сумме пятнадцать тысяч долларов в пересчете с оккупационных йен, которые для япошек представляли единственно реальные деньги, находящиеся в обращении, на которые они могли купить рис и овощи. Джейсону казалось вопиющей несправедливостью, что эти грязные, косоглазые, желтолицые мартышки могут тратить их на те вещи, в которых нуждаются, а он, обладая почти целым состоянием, может употребить разве только на то, чтобы подтереть ими задницу. Он не мог обменять их на доллары — на этот счет существовали жесткие ограничения, и не мог послать домой Аннабел, чтобы она пустила их в оборот, так как на бумажках сразу бросался в глаза штамп «оккупационные», и в Штатах они никакого хождения не имели.

Приблизительно в это время, ну, может быть, чуть позже, да, должно быть, где-то в начале марта, он услышал о помощнике машиниста, который разобрал по частям мотор катера и отправил его домой в разобранном виде: руль, крепеж, карбюратор — словом, всю махину часть за частью и выдавая каждую посылку за сувенир, посылаемый любимой мамочке. Джейсон интуитивно понимал, что эта история здорово преувеличена, но изобретательность машиниста подсказала ему неплохую идею: если он не может превратить йены в доллары или послать их домой, то почему бы не истратить их на то, что дома будет представлять ценность? Почему бы не купить на них, скажем, тот же жемчуг?

Кимо была толковой маленькой шлюхой, с которой он путался, будучи в Токио. Именно ей он как-то проговорился, что, может быть, купил бы немного японского жемчуга. Джейсон уже до этого несколько раз намекал ей, что подбирает то здесь, то там все, что плохо лежит, зарабатывая несколько баксов на стороне и продавая на выбор отличные вещи ее соплеменникам. И Кимо все отлично поняла — во-первых, ей было уже целых сорок три года — намного больше, чем ему в то время, а во-вторых, как шлюха со стажем, она имела дело со многими темными дельцами и сама не гнушалась воровства. Однако Тренч не настолько ей доверял, чтобы точно назвать имеющуюся у него сумму, — какой смысл чрезмерно возбуждать ее аппетит? — но он дал ей понять, чем занимается, и сообщил о вещах, которые достает на продажу. Так, однажды ночью он рассказал Кимо о вентиляторе, который стащил в Кагосиме прямо на глазах писаря первого класса, работающего в офисе. Это случилось еще в январе. Джейсон и после долго не мог вспоминать об этом вентиляторе без смеха. Кимо тоже смеялась вместе с ним. Она всегда закрывала рот ладонью, когда смеялась, и он считал ее хитрой, как сам дьявол. Кимо знала, что ему нравится, как она закрывает рот при смехе, и делала это намеренно, чтобы угодить Джейсону. Она называла свою «лоханку» «обезьянкой». «Обезьянка» поймала Джейсона! — обычно говорила она. — «Обезьянка» забрала Джейсона у Аннабел!" Джейсон смеялся и отвечал ей, что никто на свете не сумеет «забрать его от Аннабел» и уж тем более это не удастся старой японской шлюхе, которая живет на улочке, пострадавшей от бомбежки. «Тебе лучше быть поосторожней, — говорил он, — а не то я сообщу куда следует, и сам Мак-Артур лично явится сюда, чтобы поставить штамп прямо на твою левую ягодицу!»

Может, она и поверила его угрозам?

Во всяком случае, для него это было вполне естественным — обмолвиться ей о жемчуге, а для нее естественным — знать кого-то, кто знает кое-кого, — все в Японии знают кого-то, кто в свою очередь знает кое-кого — особенно шлюхи.