И тут же начинают сильно сопротивляться, откидывая очевидное, тараня лбом любую стену, нет, дескать, и все тут!
Поэтому Турецкий не торопил. Держа Славку под неусыпным контролем, он только сейчас позволил себе слегка оглядеться. Да, неплохая среда, обстановочка. За те шестнадцать лет, что прошли с тех времен, как они окончили школу, Славка немало успел «нафантомасничать». Даже печь СВЧ! И не какая-то там — «Заткись»! Совсем недавно купил, новая. Гордится, дурак, видно ею: поставил рядом с телевизором и видаком. О Господи, советский человек! Смешной. Дурак. Убийца. Жалкий.
— А у меня выход есть? — спросил Славка вдруг каким-то детским, наивным, просящим подсказки тоном.
— Есть. Вон сунь голову в свой «Samsung», включи и подержи секунд так десять.
— И что потом?
— Потом? Потом — суп с котом. Одно могу сказать — я лично от тебя отстану. Тихонечко уйду<sub>?</sub> захлопнув дверь.
— Я понял, ты предлагаешь инвалидность? Я облысею, да? Подвинусь чердаком? Нет? И взятки гладки, так?
— Ну, так, не так. Как выйдет. Печь СВЧ — не шутка, понимаешь.
— Десять секунд — курица только чуть теплая становится. Я проверял. Масло, если из морозильника, мягкое становится за десять секунд. Это херня, десять секунд. А ты точно все это, всерьез?
— Как никогда.
— Отвяжешься с Меркуловым своим?
— Меркулов — он не мой, он сам с усам. А я-то точно отвяжусь. Я вроде не обманывал тебя ни разу…
— Да. Это точно. — Славка, видно, что-то сообразил и потому решился.
Он подошел к печи, поставил ее в изголовье кушетки, включил розетку в сеть. Лег на кушетку, примерился… Открыл дверцу и, засунув голову внутрь печи, спросил:
— Десять секунд ты считать будешь?
— Сам считай, чтоб не было претензий. Медленно: раз и-и-и, два и-и-и.
— Ну хорошо, годится, я включаю.
Славкина рука нащупала выключатель и щелкнула им.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Ну все? Годится? Выключаю?
Довольный Славка вынул голову из печи и бодренько провел по волосам.
— Чуть-чуть, почти что не нагрелась. Все. Пистолет мой ты разряди и брось там, в коридоре. А патроны ссыпь в почтовый ящик там, внизу, в подъезде. Я через пять минут, как ты уйдешь, их заберу. Ты что так смотришь? Мы ж договорились? Все!
— Нет, не все. Ты знаешь ведь прекрасно, что если дверь у печки не закрыта, то, она не излучает. Там блокировка, вроде как у холодильника: откроешь дверь — свет зажигается. А здесь откроешь дверь — печь отключается. Придется нам весь фокус повторить. Но в этот раз ты кнопочку-то пальчиком нажми — вот эту, видишь, блокировочную. Как будто дверь закрыта.
Турецкий отошел чуть вбок и чуть махнул «марголиным»: давай, давай!
— Да-а, вас, прокуратуру, хрен надуешь.
— Ну почему же? Все мы люди. Чего ты ждешь-то?
— Да страшно. Просто страшно.
— А мальчика душить не страшно?
— Нет. Скажу по чести — нет. И даже интересно.
— Ты время не тяни. А то меня ребята ждут внизу.
Карнаухов помялся. Поерзал. Сел на кушетке.
— Нет, не буду!
— Ну хорошо, — сказал Турецкий. — Я ж не заставляю. Поехали в Бутырку. Вот ордерок на твой арест. — Левой рукой Турецкий достал из кармана сложенный вчетверо листок. — Пошли! Но только чтоб без глупостей!
— Ладно! — Карнаухов быстро, торопясь, лег снова на кушетку. |