Не отключая радиотелефон, Славка снова набрал номер по городскому.

— На, слушай! Слышишь что-нибудь? Хрен! Занято!

Трубка лежала возле аппарата, издавая короткие гудки, придавив своей тяжестью лист бумаги с короткой надписью: «Жизнь прекрасна и удивительна».

Вокруг телефонного столика летали снежинки — все окна были распахнуты настежь…

Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам, уже летел в это время в бездонной трубе-тоннеле и приближался к светящемуся объекту в самом конце черного и бесконечного колодца…

Правда, сам он этого уже не понимал.

Часть вторая

ПРОЯВЛЕНИЕ

1

По голове как будто бы стучали — тяжело и сильно. Удары отзывались в ушах, в мозгу, в глазах, под черепом…

Удары мешали по-прежнему оставаться нигде — в черном небытии.

Что-то теплое, мокрое касалось лица Турецкого, причиняло боль, будоражило, не давало покоя, лишало всякой возможности вновь окунуться в беспамятство. С неимоверным трудом он заставил себя открыть глаза: Рагдай лизал его в лицо…

Было заметно, что Рагдай очень голоден и хочет пить.

Турецкий понял, что лежит на маленькой узкой тахте в Настиной комнате. Он напрягся, чтобы вспомнить, что же с ним случилось. И тут острая боль с неимоверной ломотой пронизала всю голову — от затылка до подбородка. Ах, да! Он же стрелял себе в голову.

Турецкий осторожно, боясь причинить себе еще более страшные мучения, ощупал лоб, затылок, едва прикасаясь к голове…

Голова была абсолютно цела, однако даже легкое прикосновение, задетый волос вызывали словно удар током. Задетый волос…

Турецкий осторожно провел рукой по щеке и ощутил густую поросль щетины. Такая щетина соответствовала минимум двадцати четырем часам без бритья… И даже больше. Он ощупал подбородок И вновь получил как будто разряд, распространяющийся от головного мозга по всему организму — в колени, но локтям и — в пятки. Какой-то удар… По суставам.

Он промахнулся, стреляя в себя?

Да неужели? Быть не может!

Но почему же тогда эта адская боль? Что болит?

Все болит! Все — абсолютно!..

— Рагдай… Рагдай… Я сейчас… Встану! Рагдай?

Как Рагдай?!

Рагдая он застрелил — это уж точно!

— Рагдай… Милый пес! Как хорошо, что ты жив, верная, добрая псина… Сейчас, я сейчас встану!

О Боже!

Он снова услышал, почувствовал эти ужасные, вернувшие его к жизни удары и наконец понял: это стучат в дверь…

Да нет, не стучат: дверь начинают ломать!

Превозмогая мучения, немощь, Турецкий поднялся.

— Стойте! Не ломайте! Я тут… Открываю…

Он распахнул дверь и не смог устоять: голова закружилась, его повело, он откинулся и стал падать навзничь, как столб, рискуя разбить себе затылок об тумбочку, стоящую в прихожей под зеркалом.

Ворвавшийся Сергей успел подхватить его в последние доли секунды.

— Что с вами, Александр Борисович?!

За спиной Сергея находились четверо: врач, участковый милиционер и двое понятых.

Сергей перенес Турецкого в большую комнату и, уложив на диван, повернулся к сопровождавшим:

— Доктор, ваш выход! Понятые — свободны!

Через полчаса Турецкий, приведенный в чувство врачом, уже сидел на диване. Боль после укола уже почти совсем отпустила его.

Проводив участкового и врача, Сережа подсел к Турецкому:

— Ну разве так можно, Александр Борисович! За что вы меня ненавидите? Надо ж придумать такое! По телефону говорить одно, а делать здесь совсем другое!

— Я ничего не говорил по телефону.