«В этом что-то есть, — передернула плечами Наташа. — Хоть из Москвы ни ногой».

Сколько раз ей приходилось выручать Леньку? Наташа давно уже сбилась со счета. Но парень не понимал (не хотел понимать или в самом деле был таким дураком?), что когда-нибудь и старшая сестра не в силах будет ему помочь, что терпение людей небезгранично. Пользуясь своей безнаказанностью, Ленька продолжал безобразничать. Что на этот раз учудил этот сорванец?

Это поначалу «корочка» с государственным гербом производила должный эффект на начальника отделения милиции Василия Федоровича Глыбова, коренастого краснолицего мужичка, и его подчиненных. Глыбову даже было приятно делать одолжение такой необычной (в смысле — молодой и красивой) «прокурорше», а однажды он пригласил ее на загородный пикничок.

Наташа вежливо отказалась. Наверное, это была ее ошибка.

Со временем к Наташе привыкли и уже почти не воспринимали всерьез. Кроме всего прочего, между прокуратурой и управлением внутренних дел с давних времен существовал негласный антагонизм…

Словом, после каждого нового правонарушения Леонида и каждой новой встречи с его сестрой лицо Глыбова выражало все большую индифферентность.

— Здравствуй, Клюева, здравствуй!.. — властным взмахом руки Глыбов не дал Наталье произнести ни слова. — Молчи, все знаю, на этот раз ты меня не прошибешь, не разжалобишь. Нет-нет-нет!.. За братца твоего мы серьезно возьмемся. Если родители не воспитывают, так мы будем.

— Но Василь Федорыч!.. — Наташа попыталась было вставить реплику, но начальник отделения лишил ее такой возможности:

— Что «Василь Федорыч», что? — довольно грубо рявкнул Глыбов. — Что ты хочешь мне сказать, в чем ты хочешь меня обвинить? Опять мальчонку за решетку бросили? Опять над крохой издеваемся? А крохе, на минуточку, двадцать восемь лет!

— Двадцать семь, — автоматически поправила его Наташа.

— В сентябре будет двадцать восемь! Твой братец до такой степени въелся в мою жизнь, что мне даже приходится помнить его день рождения! Рад бы забыть, но в мозгу засело! Семнадцатое сентября, ведь так?

— Так…

— Мне ваша семейка уже вот где! — Глыбов краем ладони выбил быструю дробь на своем затылке. И, выпустив пар, смягчился: — Ты садись, садись, я не лично тебя имею в виду. Кстати, хорошо выглядишь, загорела. На югах была?

Наташа кивнула, лихорадочно обдумывая ответную защитную речь. Странно, но от такой «смены профессий» она даже получала некоторое удовольствие. Днем — прокурор, вечером — адвокат. Забавно.

— Ну и какие там нынче погоды стоят? — с искренней заинтересованностью спросил Глыбов.

— Солнечные погоды, солнечные.

— Вот видишь, а я третий год в Москве безвылазно. — В его взгляде появился упрек. — И знаешь почему?

— Знаю. Из-за моего брата.

— В правильном направлении мыслишь, Клюева, в правильном. — И заметив, что Наталья уже готова ввинтить в разговор какую-то дерзость, Глыбов вновь прервал ее взмахом руки: — Погоди, погоди!.. Знаю я твои штучки, на совесть будешь давить, на общественное сознание. Больная мать, обосранные дети, нужда заставила и плохое влияние улицы — это мы уже проходили. Эту тему закрываем, договорились?

— Договорились, — после паузы ответила Наташа. Вступать в дискуссию, судя по всему, было бессмысленно. Пусть выговорится.

— Буду с тобой откровенен, Клюева, как на духу… До этого момента я закрывал глаза. Согласись, закрывал на то, на что любой другой бы не закрыл.