Очнулся он как-то рывком, резко, будто и не было той сонной одури, что еще недавно полностью завладела его телом. Чувствовал себя Севастьянов бодрым и отдохнувшим, словно бы хорошо выспался впервые за все долгие дни, когда сон приходил к нему лишь короткими урывками. Скорее всего так оно и было, оглядевшись он понял, что лежит заботливо укрытый толстым пуховым одеялом на грубо сколоченной деревянной лежанке, а в окно вовсю заглядывает опускающееся за горизонт кроваво-красное солнце. Надо же, выходит весь день продрых! Ничего себе, чаек у старика оказался! Ага вот и он сам, отравитель хренов! Легок на помине!

Старик вошел в комнату упругим молодым шагом, глянул усмешливо на лежащего в постели Севастьянова.

— Что отдохнул, сынок? Лучше теперь себя чувствуешь?

Севастьянов смог в ответ лишь согласно кивнуть головой во все глаза глядя на старика. Теперь перед ним был вовсе не тот похожий на лешего замшелый боровичок. Строгая черная ряса, висящий на груди тяжелый серебряный крест и аккуратно расчесанная и уложенная борода полностью изменили его внешний облик. Даже в лице появилось вдруг что-то мудрое и просветленное. Священник, вот значит, в чей дом его случайно занесло в утренних сумерках. Впрочем, случайно ли? Бывают ли вообще на свете подобные случайности?

— А Вы… Вы, отче… — нашел все же Севастьянов в себе силы, чтобы разлепить запекшиеся губы.

— Отец Алексий, настоятель местной церкви, — мягко пришел ему на помощь старик. — Ты не тушуйся, мил человек, с утра-то небось особо не церемонился, по-простому разговаривал… Так чего уж теперь?

— Я… Я ведь… Извините, святой отец, я не хотел… — еще больше смутился от прозвучавшего в словах священника завуалированного упрека Севастьянов.

Не то чтобы он был хоть в какой-то мере религиозен, даже с крещением по малолетству как-то не заладилось, времена тогда на дворе стояли не те, чтобы детей по церквям крестить. Но все же к православным служителям культа подполковник питал какое-то глубинное почтение, считая их людьми особого склада, не похожими на остальных мирян, а значит требующими возможно более тактичного обхождения.

— Не за что извиняться, — отмахнулся от его сбивчивых оправданий старик. — Вставай, коли выспался уже, умывайся, да проходи в горницу. Вечерять станем, картошечка как раз поспела, огурчики маринованные, пальчики оближешь! Да и поговорить нам с тобой не мешает.

Обещанный стариком разговор получился отнюдь не похожим на приятную застольную беседу, и начал его священник едва гость утолил первый голод.

— Вилять я не обучен, да и не хочу крутить лишнего, — значительно глянув в лицо Севастьянову сообщил старик. — Так что уж не взыщи, но о делах твоих в общих чертах я все знаю.

Севастьянов от этих слов чуть не подавился горячей картошкой и, оторвавшись с трудом от тарелки, вскинул глаза на священника.

— И нечего меня тут взглядами негодующими жечь, — ворчливо проговорил тот отворачиваясь. — Меньше надо во сне болтать, глядишь, все твои тайны при тебе и останутся.

— Во сне болтать, говоришь, отче? — медленно закипая начал Севастьянов обманчиво тихим и спокойным голосом.

— Ну, пусть не во сне, пусть маленько согрешил я, покопался в твой башке, — все так же смущенно ответил ему отец Алексий. — Так то для твоей же пользы, дурилка ты картонная. Я ж теперь о тебе знаю даже то, что сам ты ни в жисть бы не рассказал. А значит и совет могу дать правильный.

— Да ну? — Севастьянов уже едва сдерживал клокотавшее в нем бешенство.