Весь смысл в том, что происходит до последней дистанции. До нее! Этим жизнь отличается от любых спортивных соревнований. Поэтому будь здоров, Митенька…
Это было сегодня.
* * *
— Онегинская ситуация: «Она другому отдана…» — сказала вечером тетя Зина. — Только выходит замуж не за генерала, а за лейтенанта, окончившего военно-морское училище. Кстати, и началось все, почти как в «Онегине» — она первой подошла к тебе и потребовала: «Выскажись!» Ты сам мне рассказывал. Помнишь?
— Не смей про нее… Не смей! Не смей про нее…
Кажется, я кричал.
* * *
Больше мне на почте нечего было делать.
Я пришел туда последний раз… С заявлением об уходе. И двумя телеграммами с одинаковым текстом: маме и бабушке. В телеграмме было написано: «Жду вас в субботу, двадцать седьмого, на свадьбу. Целую, Митя».
В полукруглом окошке я увидел пожилую женщину, которая с первого дня моего появления на почте называла меня «Рыжиком». И вслед за ней так стали называть все, кроме Любы.
— Женишься, Рыжик? — изумленно спросила она.
Но не посмотрела в сторону комнаты, откуда доносился тревожный телеграфный стук. Наверно, все уже знала… Может, и Люба подала заявление? Или ушла?
— Калашникова здесь?
— Здесь, Рыжик… Пока здесь. Люба! — не отрывая от меня сочувственных глаз, позвала она.
Люба вышла и не удивилась, увидев меня.
— Здравствуй, Митя.
— Здравствуй… Еще работаешь? — неизвестно зачем спросил я. Она не ответила. — Передай, пожалуйста, мои телеграммы. Во-он те…
Люба прочла.
— Это шутка?
— Иначе они не приедут: дети, внуки.
— Я понимаю… Кто-то ведь должен быть рядом с тобой.
Тетю Зину она в расчет не брала.
— А как же институт? — с беспомощной надеждой спросил я.
— Перейду с вечернего на заочное. Мне ведь не привыкать!
— Ты едешь на Север?
— Как ты узнал?
— На Крайний?
— Как ты узнал?!
— Догадался.
— До свидания, Митенька.
Она скрылась в тревожно стучавшей комнате.
* * *
Бабушка, мама и тетя Зина были не просто похожи друг на друга: они отличались на первый взгляд лишь возрастом. На первый взгляд… Но, кроме возраста, маму и бабушку отличало отсутствие властности, постоянной убежденности в своей правоте, чего тетя Зина не могла скрыть даже сегодня. Хотя я предупредил, что мы рассаживаемся вокруг стола для очень серьезного разговора.
Встревоженные мама и бабушка, стараясь эту серьезность притушить, стати показывать последние фотографии моих родичей, которые живут далеко и поэтому воспринимаются мною, как «дальние»: бабушка — фотографии двух сыновей и внуков, а мама — трех дочерей. Это были мои «сводные» сестры, с которыми жизнь не желала меня сводить. Снимки я видел уже накануне…
— Значит, со «свадьбой» был просто розыгрыш? — несколько раз переспросила вчера тетя Зина.
Она до того успокоилась, что даже сегодня за столом была не растерянной, а лишь озадаченной. Чтобы и это было не слишком заметно, тетя вначале прикрылась иронией.
— Совет в Филях? — спросила она.
От одной ее фразы перетершийся за последние месяцы трос не выдержал, баржа оторвалась от буксира и, как самоходное судно, обрела непокорность и даже скорость. |