— Мы живем в Бирюлеве, — резко ответил я.

— Тетя пошутила. Мы поняли… — постаралась остепенить меня мама.

— Ради шуток я бы не заставил вас преодолевать тысячи километров.

— А ради чего же… ты их заставил? — напряженно спросила тетя.

Лицо у нее стало «обожженным», все веснушки и родинки, даже на губах, отчетливо проступили.

— Мамочка, я никогда ни о чем не просил тебя… А сейчас я прошу: забери меня! Я буду ухаживать за твоими детьми. Буду делать все, что угодно. Я пригожусь тебе… Забери меня!

— Что с тобой, Митенька? — Мама подбежала ко мне, обняла.

Это были не очень знакомые руки… Но я стал целовать их:

— Забери меня, мамочка!

— Что случилось, родной?

— Или отдай в детский дом.

— Что? Что?!

— Уже поздно… Я понимаю.

— Что же случилось?! Объясни… Оттого, что я редко приезжала, я не меньше люблю тебя… Сын мой единственный!

— Тогда увези меня.

— Но что же случилось?

— Я больше не могу жить в этом доме. Тетя Зина столько сделала для нас всех!

— Я знаю.

— Вот видишь! — ухватилась за мою фразу мама. — А институт? Тетя Зина хочет, чтобы ты продолжил дело всей ее жизни. Она мне писала об этом. Я не настаиваю: ты можешь выбрать другую дорогу. Но справедливо ли бросить ее одну? Так за все отблагодарить? Сын мой… Ты должен быть справедливым. Родной мой мальчик, мы можем с тобой уехать. Как ты скажешь! Как ты захочешь… Но разумно ли это? Я думаю и о тебе. Прежде всего о тебе! Тетя Зина столько сделала…

Я взглянул на тетю. Она была парализована: ни один мускул не двигался, даже не обнаруживал себя. Но голос внезапно ожил.

— Где же на земле справедливость? — спросила она.

— Справедливость?.. А в том, что я обрубил трос и баржей больше не буду!

Мама схватилась за голову:

— При чем тут трос? И баржа?

— Не волнуйся: их больше нет! — сказал я.

— Где же на земле справедливость? — повторила тетя.

— Я добрался до нее! Но самое дорогое растерял по дороге. Нашел и потерял… Нашел и потерял… Потерял.

— О чем вы оба? О чем?! — просила объяснить мама.

— Забери меня, если это возможно… Заберешь?

— Тетя стольким пожертвовала!

— Жертвовать — не значит порабощать.

— Это ее слова, — прошептала тетя.

— Нет, мои. Она этого не говорила. Бабушка, которая все время молчала, поднялась и еле слышно произнесла:

— Я же предупреждала тебя, Зиночка… Я заклинала тебя!

* * *

Через неделю бабушка и мама уехали. Я провожал их.

Третий в пятом ряду

1

Я часто слышала, что внуков любят еще сильнее, чем своих собственных детей. Я не верила… Но оказалось, что это так. Наверно, потому, что внуки приходят к нам в ту позднюю пору, когда мы больше всего боимся не смерти и не болезней, а одиночества.

Лиза явилась на свет в такую именно пору: мне было под шестьдесят.

Володя, мой сын, и Клава, его жена, еще раньше оповестили, что идут на столь смелый шаг лишь потому, что рядом есть я. Иначе бы они не решились. А когда Лизу привезли домой, Володя и Клава сказали, что возлагают на меня всю ответственность за ее судьбу. Тем более, что я тридцать пять лет проработала в школе.