Под конец, протяжно вздохнув, он обратил к Саре свое внимание и очки в серебряной оправе.
– Ну-с, тяжкий труд окончен. Теперь пусть они поработают. – И отхлебнул хереса. – Вы, должно быть, пережили очень тревожное время, миссис Кэсл. – Он протянул руку и дотронулся до ее локтя, будто и в самом деле был ее семейным врачом.
– Тревожное?
– Изо дня в день, ничего не зная…
– Вы хотите сказать, про Мориса…
– Мы все очень любили Мориса.
– Вы говорите так, точно он умер. В прошедшем времени.
– Это случайно. Мы, конечно же, по-прежнему любим его… но он пошел другой дорогой, и, боюсь, очень опасной. Мы все надеемся, что вас это не затронет.
– А как это может меня затронуть? Мы же разъехались.
– Ах, да, да. Именно так и следовало поступить. Было бы немного подозрительно, если бы вы уехали вместе. Не думаю, что в Иммиграционной службе такие уж идиоты. Вы очень интересная женщина, ну и потом, цвет кожи… Мы, конечно, знаем, – добавил он, – что из дома Морис вам не звонил, но есть столько способов дать о себе знать – из общественного телефона, через посредника – не можем же мы взять на подслушивание всех его друзей, если б даже мы их всех и знали.
Он отодвинул в сторону рюмку с хересом, освобождая место для горшочка с жарким. Саре стало легче теперь, когда предмет беседы был выложен на стол и, подобно жаркому, лежал между ними. Она сказала:
– Вы считаете, что я тоже предательница?
– О, знаете ли, в Фирме мы таким словом, как «предатель», не пользуемся. Это – для газет. Вы африканка – я уж не говорю, что вы из Южной Африки, – как и ваш ребенок. На Мориса это, очевидно, серьезно повлияло. Скажем так: он решил служить верой и правдой другим. – Персивал попробовал жаркое. – Будьте осторожны.
– Осторожна?
– Я имею в виду: морковь очень горячая.
Если это допрос, то ведут его здесь иначе, чем служба безопасности в Йоханнесбурге или Претории.
– Что же вы, милочка, намерены делать, – спросил доктор Персивал, – когда он даст о себе знать?
Сара отбросила осторожность. До тех пор, пока она будет осторожничать, она ничего не узнает. И она сказала:
– Я сделаю то, что он мне велит.
Доктор Персивал сказал:
– Я так рад, что вы мне это сказали. Это значит, что мы можем быть откровенны друг с другом. Мы, конечно, знаем – как, очевидно, и вы, – что он благополучно прибыл в Москву.
– Слава богу.
– Ну, если не Бога, то КГБ вы, безусловно, можете за это поблагодарить. Не будем догматиками – они, скорее всего, действовали сообща. Я полагаю, рано или поздно Морис предложит вам присоединиться к нему.
– И я к нему поеду.
– С мальчиком?
– Конечно.
Доктор Персивал снова опустил вилку в горшочек с жарким. Он явно был из тех, кому пища доставляет удовольствие. А Сара стала менее осмотрительной, узнав – к своему великому облегчению, – что Морис в безопасности. Она сказала:
– Вы не можете меня задержать.
– О, не будьте так в этом уверены. У нас, знаете ли, есть на вас целое дело. В Южной Африке вы очень дружили с неким мужчиной по имени Карсон. Коммунистическим агентом.
– Конечно, я с ним дружила. Я ведь помогала Морису – для вашей же службы, хотя и не знала этого тогда. Морис говорил мне, что ему это нужно для книги об апартеиде, которую он пишет.
– А Морис, наверное, и тогда уже помогал Карсону. |