– Я спрошу, – сказал Иван, – но, по-моему, пока что тебя не хотят рассекречивать.

– И долго это продлится?

– В случае с Беллами было долго, но ты не такая важная шишка. Вокруг тебя большого шума не поднимешь.

– А кто это Беллами?

– Ты же должен его помнить. Занимал важное место в вашем Британском совете. В Западном Берлине. Это всегда было хорошим прикрытием, верно, как и Корпус мира?

Кэсл не стал опровергать – не его это дело.

– О да, по-моему, припоминаю.

Беллами перебежал к русским в ту пору, когда Кэсл в величайшей тревоге ждал известий о Саре в Лоренсу-Маркише, и сейчас он не мог восстановить в памяти подробности этого дела. С какой стати человеку, работавшему в Британском совете, было бежать, и какие выгоды или какой вред мог кому-либо принести такой перебежчик.

Кэсл спросил:

– Он еще жив? – Казалось, эта история произошла бесконечно давно.

– А почему нет?

– Что же он делает?

– Живет на нашем попечении. – И добавил: – Как и ты. О, мы придумали для него занятие. Он работает консультантом в нашем издательском отделе. У него есть дача за городом. В общем живет куда лучше, чем жил бы дома на пенсию. Я думаю, так же поступят и с тобой.

– Посадят на даче и дадут читать книги?

– Да.

– А много нас таких – я хочу сказать, тех, кто живет на вашем попечении?

– Я знаю, по крайней мере, шестерых. У нас тут Крукшенк и Бэйтс – ты должен их помнить: они из твоей службы. Я думаю, ты встретишься с ними в «Арагви» – это наш грузинский ресторан… говорят, там вино хорошее: мне-то это заведение не по карману… и увидишь в «Большом», когда тебя рассекретят. – Они проехали Библиотеку имени Ленина. – Ты и здесь их увидишь. – И добавил со злостью: – Они тут почитывают английские газеты.

Иван нашел Кэслу приходящую работницу, крупную немолодую толстуху, которую, кроме того, попросили помочь ему освоиться с русским языком. Тыкая тупым пальцем в разные предметы в квартире, она называла их по-русски и упорно добивалась, чтобы Кэсл правильно произносил слова. Хотя она была на несколько лет моложе Кэсла, обращалась она с ним, как с ребенком – сурово и назидательно, а постепенно, по мере того как он обживался в доме, стала относиться к нему почти как мать. Когда Иван был занят, она расширяла тематику своих уроков – брала Кэсла с собой на Центральный рынок и спускалась с ним в метро. Она писала ему на клочке бумажки, что сколько стоит и цену за проезд. Через некоторое время она стала показывать Кэслу свои семейные фотографии – мужа, совсем молоденького, снятого в военной форме где-то в парке, с картонным силуэтом Кремля позади. Форма на нем сидела кое-как (сразу видно было, что он не привык к ней), и он с великой нежностью, улыбаясь, смотрел в аппарат – наверное, она стояла позади фотографа. Она сообщила Кэслу, что мужа убили под Сталинградом. А Кэсл показал ей фотографию Сары с Сэмом, которую втайне от мистера Холлидея засунул в ботинок. Женщина явно удивилась, что оба они – черные, и какое-то время потом держалась с Кэслом натянуто: она была не столько потрясена, сколько растерянна – фотография сбила ее с толку. В этом она походила на мать Кэсла. Через несколько дней все вошло в прежнюю колею, но за эти несколько дней Кэсл почувствовал себя изгнанником в изгнании, и его тоска по Саре еще больше возросла.

Он находился в Москве уже две недели и на те деньги, которые дал ему Иван, сумел купить кое-что для квартиры. Он нашел даже шекспировские пьесы, изданные для школ на английском языке, два романа Диккенса – «Оливер Твист» и «Тяжелые времена», а также «Тома Джонса» [речь идет о романе английского писателя Генри Филдинга (1707-1754) «История Тома Джонса, найденыша»] и «Робинзона Крузо» [речь идет о романе английского писателя Дэниела Дефо (1660-1731) «Жизнь и странные, удивительные приключения Робинзона Крузо»].