—  Ну... пожалуй, в детстве. У меня были несколько видеокассет о боевых искусствах. Про монахов

 Шаолиня, которые все дни напролет то медитировали, то прыгали по столам и разбивали о головы кирпичи.

 Весьма увлекательное зрелище. Наверное, тогда я тоже представлял себя монахом.

 —  Кино и действительность — разные вещи, — сказал Лайам. Говоря по чести, об этом я и сам догадался.

 Лайам нагнулся, разглядывая цветок, а я продолжал:

 —  У меня был фильм «Шаолинь против ниндзя», где все монахи Шаолиня сражались с могущественными

 воинами-ниндзя.

 Лайам поднял голову от цветка и посмотрел на меня.

 —  Да? И как это было?

 Я пожал плечами.

 —  Дрались и все такое. Кто-то перепрыгнул через стол и разбил о чью-то голову кирпич.

 —  Кто победил?

 —  Не помню. Либо ниндзя, либо монахи. Но, думаю, в конце они, по крайней мере, прониклись уважением

 друг к другу.

 Лайаму мой вывод понравился.

 —  Это хорошо. Нравоучительный фильм.

 Я повернулся к нему.

 —  Лайам... а ты когда-нибудь дрался с ниндзя?

 Он с грустью покачал головой.

 —  Нет.

 Я снова был с Самтеном и не чаял скорее закончить интервью, а потом надеялся обсудить с ним жизненно

 важные вопросы, которые занимали все мои мысли. Мы находились в кафе на территории замка под названием

 «Мир во всем мире», ожидая, когда съемочная группа подготовит площадку для съемок завершающей части

 интервью.

 Я говорил мало. Больше нервничал. Это был мой последний шанс выполнить то, что, в моем представлении,

 требовали от меня создатели шоу «Ричард и Джуди». Рассердить буддиста.

 —  Так, начинаем, — объявил Джим.

 Самтен выпрямился на стуле. Я тоже приготовился... Пришло время воплощать в жизнь мою единственную

 идею.

 —  Итак... Самтен... считаете ли вы, что, с тех пор, как вы начали исповедовать буддизм, вы стали гораздо

 более спокойным человеком?

 —  Да, пожалуй...

 —  Прекрасно. Ведь это главная черта буддистов, да? Вы очень спокойные люди?

 —  Да, верно...

 —  А что, например, может вас рассердить?

 —  Видишь ли, каждый буддист учится контролировать свои чувства и понимать: то, что происходит вокруг

 нас...

 И тут я сделал свой ход.

 Сам не знаю, почему я решил, что это должно подействовать, но ничего лучше я не придумал.

 Я начал кулаком бить Самтена по плечу: тук-тук-тук-тук-тук...

 Он вздрогнул, умолк на полуслове.

 —  Э... вот это вас раздражает? — спросил я. — Когда я вас пихаю?

 Самтен растерянно смотрел на меня. Я продолжал колотить его.

 —  Ведь это раздражает, да? — не унимался я.

 Я чувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Шутка ли, я колотил монаха.

 —  Ну... — К Самтену наконец-то вернулось самообладание. — Нет, это...

 —  Раздражает, да? А если сильнее?

 Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук...

 Самтен вытаращил глаза. Я поднял голову. У Джима глаза так вообще вылезли из орбит. У Робина отвисла

 челюсть.

 Я уже наносил удары очень быстро.

 —  Вы сердитесь? Ну же, скажите, что вы сердитесь.