— Нет, — она потрясла головой. — Сьюзан никогда сюда не вернется, мы права не имели ее сюда привозить!

— Что с тобой?!

— Здесь для нас не место. Все кроме тебя понимают это!

— Но это не так! У меня на счету больше, чем у кого бы то ни было на этой улице. Большинство соседей я могу купить и продать!

— Что нам в том счете! Мы здесь, словно рыбы без воды. У меня ни одной близкой души на всей улице. И у Сьюзан тоже...

Он взял ее тяжелыми ладонями за плечи и повернул лицом к комнате.

— Что ты выдумываешь, мамочка! Все кланяются и улыбаются нам, когда мы проезжаем. Все знают, кто мы и чего мы стоим!

— Может, и знают. Но ни мне, ни Сьюзан от этого не легче.

— В чем же вам не легче?

— В жизни, — сказала она. — Я притворялась, что все в порядке. И вот оказалось, что это не так...

— Все опять образуется, я обещаю тебе! Все будет о'кей!

— Никогда не было о'кей!

— Неправда! Ты отлично знаешь, что было...

Она принялась резко качать головой, Крендалл ладонями придержал эти движения, словно это был просто нервный тик. Он откинул ей волосы со лба, чистого и ровного, несмотря на залитое слезами лицо. Она оперлась на него, позволяя поддерживать себя, ее голова неподвижно застыла на его плече, не замечая моего присутствия, лицо было лицом женщины, утонувшей в собственной жизни.

Обнявшись, они вышли в холл, оставив меня в библиотеке одного. В углу на столике лежала открытая маленькая записная книжка. Я сел и принялся просматривать ее. На красной сафьяновой обложке золотом было вытеснено: «Адреса». На первой страничке неустоявшимся почерком хозяйки было написано: «Сьюзан Крендалл». В книжке были адреса и телефоны трех девушек и одного молодого человека — Джерри Килпатрика. Я понял, о чем плакала мать Сьюзан. Эта семья была одиноким трио, живущим, словно актеры, в голливудских декорациях. Теперь их осталось только двое для поддержания игры.

В библиотеку вошла миссис Крендалл, снова изумив меня. Она успела умыться, причесаться и накраситься мгновенно и претенциозно.

— Прошу прощения, — сказала она, — я не хотела расклеиться...

— Этого никто не хочет. Но иногда это к лучшему.

— Не для меня и не для Лестера. Возможно, это и незаметно, но он очень тонкий и ранимый человек. И очень любит Сьюзан.

Она подошла к столику, печаль витала вокруг нее, словно запах духов. Она принадлежала к тем редким существам, которые не утрачивают женственности в любых обстоятельствах.

— У вас разбита голова... — произнесла она.

— Голову мне разбил Джерри Килпатрик.

— Признаюсь, я ошиблась в Нем. — Я тоже, миссис. Что будем делать с Сьюзан?

— Не знаю... — она стояла надо мной, со вздохом листая пустые страницы записной книжки. — Я говорила со всеми ее соученицами. С теми, которые записаны здесь, и с другими. Она не дружила по-настоящему ни с одной из них. Ходили вместе в школу, играли в теннис — и это все...

— Это не жизнь для восемнадцатилетней девушки...

— Я понимаю. Я пыталась устраивать для нее разные встречи, но из этого ничего не вышло. Она боялась.

— Чего?

— Не знаю. Но это был самый настоящий страх. Я все время боялась, что она убежит из дому. И вот это случилось...

Я спросил, не покажет ли она мне комнату Сьюзан.

— Хорошо, но не говорите об этом Лестеру, он рассердится.

Она проводила меня в большую комнату, раздвижные стеклянные двери которой выходили во внутренний дворик.