Изменить размер шрифта - +
Опасаться стоит только двухтонников – пацаны из Ремонтного и Электроцеха говорят, что у этих кроме обычных камер стоят какие-то лазерные хреновины, которые могут заглядывать за угол. Я слабо представляю себе, как это возможно – ну да и хер с ним. Двухтонники никогда не сторожат нас – только КШР-400 и, реже, КШР-500. Мы не знаем, почему. Может, для устрашения? Лицезреть вытянутые книзу черепа с черными провалами глазниц – так себе удовольствие.

Шмон окончен, и Желтый с Паном, приняв независимый вид, начинают отползать ближе к работягам. Несушки, выбравшись из прохода, немедленно должны затесаться в общую кучу. Работать они, конечно, уже не будут, ведь от излишне энергичных движений может отлепиться скотч – но работа от них и не требуется. Достаточно только делать вид. Да и день уже к концу, пара часов – и на ужин.

Номера гуськом выбираются из прохода. Их даже не четверо, а пятеро. Я придирчиво ощупываю каждого глазами и удовлетворенно хмыкаю. Что-то где-то у них заныкано, но что и где – хрен поймешь. Обычные серые мешковатые фигуры, каких тысячи в Гексагоне. Делая вид, что проверяют прочность груза, укрепленного на платформе, они начинают смещаться к основной массе. Ближайший капо, мазнув по ним равнодушным взглядом, отворачивается, и я облегченно вздыхаю. Кажись, пронесло.

Рано. Замыкающий вдруг запинается… и из широкой штанины на бетонный пол выпадает жестянка со шприцом. Она катится по бетону, и в грохоте работающего Дока ее вроде бы не должно быть слышно… но я слышу этот звук так, будто вокруг стоит гробовая тишина. Ах ты ж гребаная срань, долбить тя в гланды!..

Я оглядываюсь – контроллер, истуканом торчавший возле стены, уже повернул свою башку и смотрит на работяг. Все пятеро в ужасе – в эти мгновения я вижу, как мелко дрожит челюсть у первого, как сжался второй и как растерянно, с безумной надеждой в глазах, смотрит на машину четвертый… Да только толстый болт на воротник. Пулеметы идут вверх и влево, контроллер доворачивается верхней частью корпуса – и стволы замирают, уперевшись в серые фигуры. Номера торчат отдельно, они еще не успели дойти до основной массы и затеряться в ней, между ними и машиной никого – и это отличная цель. Они словно стоят у расстрельной стенки... Длинная очередь – и механизм, развернувшись в исходную, замирает. Дело сделано, наказание приведено в исполнение, и на сером бетоне остается только пять трупов.

– Убрать тела! – истошно орет ближайший бригадир. Кажется, он и сам испуган, ведь за НПНД могут пострадать и капо – но пытается скрыть свой испуг криком. – Быстрее! Смола, гандон, это твои ублюдки! Тащи их на компост! О нарушении будет доложено капо-два! Ур-р-роды!..

Конечно. Доложено будет непременно. Ведь это НПНД, «невозвратные потери при нарушении дисциплины» – и оно еще аукнется нам в конце декады. Теперь Нора под угрозой – и я чувствую, как рот мой злобно кривится сам собой. Нора – единственное, что дает мне силы жить в этом говне! И лишиться очередного похода – это все равно, что отобрать бутылку с водой у изнывающего от жажды в пустыне! Гребаный ублюдок! Не мог приклеить жестянку надежнее! Ведь это же просто, достаточно обмотать ногу в пять-шесть слоев!

Мы продолжаем работать – но настроение уже ни в дугу. Второй раз пытаться надергать аптек – болт на воротник. Да и номера будут действовать уже не так дерзко и уверенно. Мало кому хочется на компост – жизнь вопит в нас, цепляется за любую соломинку, несмотря на окружающую мерзость, мы все равно хотим жить.

Быстрый переход