Роберта упала со стула. Джорджия и Маттиа замерли и замолчали. Затем Джорджия заплакала. Маттиа, самый сильный из них двоих, так и стоял, открыв рот.
— Мама... мама...
Он не знал, что делать. Дети помогли ей встать. Фабрицио Де Лука взял несколько фотографий – несомненно, для адвокатов они покажутся полезными в их бракоразводном процессе – а затем ушёл под ошарашенными взглядами членов клуба. Роберта попыталась утешить Джорджию.
— Хватит, дорогая, ничего не случилось...
— Но почему папа это сделал? Почему он тебя ударил?
Тогда со стола упала одна фотография. Джорджия подняла её.
— Мама… это же ты!
Роберта вырвала снимок из её рук и со слезами, сверкающими на лице, засунула её в задний карман джинсов. Потом взяла Джорджию на руки, схватила за руку Маттиа и нерешительно зашагала к выходу под всеобщим вниманием. На щеке остался красный отпечаток пятерни её мужа. Подойдя к столу Танкреди, она остановилась.
Давиде стало неловко. Роберта встала напротив них и молчала. Слёзы текли по её лицу, она не могла сдерживать их.
Маттиа ничего не понимал. Он дёрнул мать за руку.
— Мама, почему ты плачешь? Почему вы с папой поругались? Что происходит?
— Не знаю, дорогой. — Затем она посмотрела на Танкреди: — Скажи мне ты.
Он хранил молчание. Взял бокал и сделал глоток вина. Потом вытер губы салфеткой и медленно положил её обратно на бедра.
— Возможно, ты просто устала от счастья. И теперь, когда ты снова его обретёшь, то будешь это счастье ценить.
— Милый, ты дома?
В тот же момент, когда она произнесла эти слова, у Софии сжалось сердце. А как по-другому? Куда он мог пойти? И главное – как? В этот момент ей показалось, что она услышала далёкое эхо, а затем какое-то столкновение: звук бьющегося стекла, скрежет металла – эта последовательность медленно проплыла в её голове.
Она поставила сумку с продуктами на стол. Коснулась своего вспотевшего лба. Затем упёрла руки в бока и осмотрелась: жалкая кухонька, поцарапанные со временем стаканы из мутного стекла. Она увидела своё отражение в зеркале и едва узнала себя. Уставшее лицо, лохматые волосы и на вершине всего – погасший взгляд. Именно этого ей не хватало – света. Красота, за которую её всегда восхваляли, словно это её единственное достоинство, что иногда её даже выводило из себя, на самом деле ещё никуда не делась. Она просто устала. София поправила волосы. Потом сняла жакет и повесила его на стул. Начала раскладывать покупки по местам. Поставила молоко в холодильник. С ранней юности она боролась с этой красотой. Ей больше понравилось бы, если бы её ценили только за её великую страсть, за её невероятный талант, за тот дар, который у неё был с раннего детства – любовь к музыке. Фортепиано было её единственным смыслом жизни. Ноты наполняли её мысли. В шесть лет, ещё в начальной школе, она выбрала несколько классических пьес, попросила разрешения забрать партитуры домой, сделала несколько поправок и сыграла немного иначе. Они стали музыкальным сопровождением её жизни. Она качалась, бегала, ныряла в море, смотрела на закат – делала всё с этими нотами в голове. Каждый момент её жизни проходил в сопровождении музыкальной пьесы, которой она добавляла блеска.
София была такой. Она выбрала «Фантазию-сонату по прочтении Данте» Ференца Листа и сделала это гимном любви.
Она решила, что будет играть её только для своего мужчины, который сделает её счастливой, в которого она влюбится. Но у неё не было возможности воплотить это в жизнь. До тех пор, пока она не встретила Андреа, архитектора и игрока в регби, одарённого как физически, так и интеллектуально. Как и она. Страсть и рациональность. Они познакомились на вечеринке и начали встречаться. В первый раз она расслабилась, и это случилось. |