— Вот и выпей, незачем сопротивляться самым сладким искушениям.

— Точно... И тогда можно будет оправдать что угодно... Я имею в виду только еду.

— А я и напитки!

— Нет, ты – секс!

Лавиния снова замолчала. А потом спросила:

— Ты теперь злишься на меня?

— Что ты несёшь? Ещё чего.

Тогда в Лавинии снова возбудилось любопытство.

 — А не случилось ли у тебя то же самое, но ты мне не рассказала?

София посмотрела на неё, раскрыв рот.

— Ты сегодня полна откровений. Я познакомилась с Лавинией, которую и представить себе никогда не могла... Если бы мне сказали, я бы не поверила.

— Да-да... Теперь твоя очередь. Ты была хоть раз неверна Андреа?

— Нет.

— То есть, за все эти годы, прошедшие с момента аварии, несмотря на то, что мы не можете путешествовать, он не может выходить, ни сходить в театр, ни с кино, ни в пиццерию, ни в спортзал… ты никогда ему не изменяла?

— Для начала: нельзя изменять человеку просто потому, что он не может делать некоторых вещей... Я думаю, что отношения, которые ты поддерживаешь с человеком, и то, что ты к нему чувствуешь, гораздо важнее совместных походов в спортзал или в любое другое место...

На самом деле, если полагаться на образ мыслей Софии, эта ситуация казалась ей настоящей клеткой. Она сделала глоток чая. Он уже остыл, но прекрасно утолял жажду после всех этих разговоров. И тут Лавиния задала ей ещё один совершенно неожиданный вопрос:

— Значит, ты никогда не изменяла Андреа даже в воображении?

У Софии не было слов. Лавиния открылась ей, была искренней. И вот задала ей такой вопрос. Она не могла лгать, это было бы нечестно, она такого не заслужила.

— Да, однажды я ему изменила.

— Ох! — теперь Лавиния казалась намного довольней. — Видишь, ты меня понимаешь. Простите… — подозвала она официантку: — Две водки, пожалуйста.

Рим, Авентино. Танкреди посмотрел на часы. Они должны были закончить десять минут назад. Его расчёты были точными. Открылась большая дверь церкви. Группа детей выбежала на улицу и быстро спустилась по лестнице. Была среда, и в отличие от прошлой недели дождя не было. Кое-кто из родителей ждал у своих машин. А ещё был маленький автобус, который определённо должен был развести по домам остальных детей.

Грегорио Савини наблюдал эту сцену, любопытный и отвлечённый в одно и то же время. В течение последних лет он сделал многое, но это, хоть и было уникально по своей простоте, превзошло всё.

— Вот, это она.

Танкреди показал на девочку кивком головы. Кудрявая девчушка с веснушками на щёчках и большими тёмными глазами сбегала вниз по лестнице.

— Мама, мама, вот и я!

Она помахала руками, чтобы мать заметила её, словно она и без этого не выделяется в толпе других. Это была самая весёлая, живая, а ещё самая милая девочка из всех, кто только что вышел из церкви. Хотя Танкреди, честно говоря, даже не смотрел на других. Он ещё чуть-чуть подождал, прежде чем двинуться. В одно мгновение он даже понадеялся, что из церкви сейчас выйдет и она сама, Последняя Романтика, но это было бы слишком просто. А ему не нравились слишком простые вещи. Он всё ещё не знал, насколько сложным всё окажется на этот раз.

Маленькая Симона поцеловала свою маму и тут же выплеснула на неё весь свой восторг, не давая ей ни секунды передышки.

— Оля сказала, что у меня будет соло, что в следующем хоре я буду солисткой, мама, как здорово. Я счастлива. Наверное даже будет телевидение!

— Симона...

Мать покачала головой, услышав последнюю реплику. Симона заметила её упрёк и попыталась оправдаться.

— Нет, я хотела сказать, что, может, нас покажут в новостях, иногда по воскресеньям рассказывают новости перед церковью.