— Да нет, ты послушай, — говорит Сэм. — Они не против ничего не восстают, но и ничего не принимают. Сегодняшние ребятишки не хотят жениться, и…

Их прерывает Элинор.

— А чего, спрашивается, ради девчонке спешить с замужеством? Замужество помешает развитию ее личности.

Сэм пожимает плечами. Все говорят разом.

— Молодые избегают жениться, — повторяет Сэм, — и не жениться тоже избегают. Плывут себе по течению.

— С этой проблемой всем нам придется столкнуться лет этак через десять, когда наши дети подрастут, — говорит Алан, — хотя, мне кажется, ты, Сэм, несколько преувеличиваешь опасность.

— Моя дочь, — заявляет Марвин, — стесняется, что я дантист. Куда больше, чем я сам.

Все смеются.

Сэм рассказывает про свою стычку с младшей дочерью Кэрол Энн. Они повздорили, и она закрылась в своей комнате. Сэм пошел за ней, позвал ее через дверь.

— Никакого ответа, — говорит Сэм. — Позвал еще раз: «Кэрол Энн!» Я, сами понимаете, забеспокоился — уж очень она расстроилась, ну и говорю: «Кэрол Энн, ты же знаешь, я тебя люблю». И что, как вы думаете, она мне ответила?

— Что? — спрашивает Рослин.

— Она сказала: «Пап, ну а нервничать-то чего?»

И снова все смеются. Перешептываются: вот уж сказанула, так сказанула. В последовавшем молчании Рослин, подавшись вперед, пищит:

— Непременно попросите Алана рассказать замечательно интересную историю про человека, который увлекся йоги.

— Йогой, — поправляет Алан. — Да нет, она слишком длинная.

Компания наседает на него.

— Итак, — говорит Алан хорошо поставленным, адвокатским голосом, — я расскажу вам про одного моего друга, Кассиуса О’Шонесси.

— А не Джерри О’Шонесси? — спрашивает Сэм.

Алан не знает никакого Джерри О’Шонесси.

— Нет, нет, про Кассиуса О’Шонесси, — говорит он. — Исключительный тип. — Алан развалился в кресле, теребит галстук-бабочку.

Манера Алана друзьям привычна — рассказ он строит согласно всем требованиям жанра, тужась продемонстрировать светскость, остроумие, élan, по-видимому с кого-то скопированные. Сэм и Элинор ценят его как рассказчика, но их бесит его манера не говорить, а вещать.

— Можно подумать, он обращается к суду низшей инстанции, — заметила как-то Элинор. — Не выношу, когда со мной говорят свысока.

На самом деле Элинор бесит, что Алан, хоть вслух он этого и не говорит, считает, что его происхождение, положение в обществе и жизнь за пределами их компании вообще классом выше. И Элинор пользуется случаем, чтобы помешать Алану как следует развернуться, вставив: «А когда Алан закончит свой рассказ, мы посмотрим кино».

— Шш, — шипит Рослин.

— Кассиус окончил колледж задолго до меня, — говорит Алан, — но я познакомился с ним, как только поступил. Время от времени он заскакивал ко мне. Поразительный тип, другого такого не встречал. Небывалый путь прошел. Чего только не перепробовал.

— Как дивно рассказывает Алан, — пищит Рослин — она на нерве.

— Кассиус был во Франции с Дос-Пассосом и Каммингсом, его даже арестовали заодно с Э. Э. После войны он был в числе основателей дадаизма, одно время, как я понимаю, вводил Фицджеральда в высшее общество Лазурного Берега. Кого только он не знал, чем только не занимался. А ты знаешь, что еще до конца двадцатых он успел поуправлять делом своего отца, а затем уйти в монастырь? Считается, что он оказал влияние на Т.