– Тот, кто считает, что никакого зверя нет, – произнес Лоуренс, подчеркивая каждое слово. – Никакого зверя нет. Мне это сказали, попросив особо не болтать.

– Ну ладно, – протянула Камилла, – и во что же этот человек верит? В то, что все это нам приснилось?

– Нет.

– Что это галлюцинация? Массовый психоз?

– Нет. Он верит, что никакого зверя нет.

– А в то, что в округе полно дохлых овец, он тоже не верит?

– В это он, конечно, верит. А в зверя – нет.

Камилла недоуменно пожала плечами:

– И во что же он тогда верит?

– Он верит в то, что это человек.

Камилла выпрямилась, тряхнула головой.

– Человек? Душит овец? А как же следы зубов?

Лоуренс поморщился: Камилла не увидела, но почувствовала это.

– Тот человек считает, это оборотень.

Снова воцарилось молчание, потом Камилла положила руку на плечо канадца.

– Оборотень? – переспросила она, инстинктивно понизив голос, словно это слово нельзя было произносить громко, потому что оно могло навредить. – Оборотень? Ты хочешь сказать, сумасшедший?

– Нет, оборотень. Тот человек считает, что это настоящий оборотень.

Камилла внимательно всматривалась в лицо Лоуренса, желая понять, не издевается ли он над ней. Но канадец выглядел совершенно невозмутимым.

– Ты хочешь сказать, что имеешь в виду тех, с кем ночью происходят превращения: у них вырастают когти, клыки, тело покрывается шерстью, да? Ты говоришь о тех, кто после этого сразу мчится жрать кого ни попадя, а на рассвете прячет шерсть под пиджаком и идет на работу?

– Именно так, – серьезно произнес Лоуренс. – Я говорю об оборотне.

– И у нас тут якобы завелся оборотень?

– Да.

– И он еще зимой начал убивать овец?

– По крайней мере, убил десятка два за последнее время.

– А ты‑то сам в это веришь? – с сомнением спросила Камилла.

Лоуренс пожал плечами, чуть заметно усмехнулся:

– God. Конечно, нет.

Камилла встала, улыбнулась, взмахнула руками, словно желая разогнать тьму.

– И кто же тот чокнутый, который тебе это сказал?

– Сюзанна Рослен.

Потеряв дар речи, Камилла не отрываясь смотрела на канадца, по‑прежнему невозмутимо сидевшего на ступеньке со шлемом в руке.

– Лоуренс, это правда?

– Правда. В тот вечер, когда ты чинила что‑то в туалете. Она сказала, что это оборотень, чертов придурок, заливший кровью целый район. Поэтому у него зубы не такие, как у нормальных волков.

– Это Сюзанна сказала? Ты действительно имеешь в виду Сюзанну?

– Да. Толстуху.

Камилла, вконец раздавленная, замерла, безвольно свесив руки.

– Она сказала, – продолжал Лоуренс, – что этого чертова оборотня… – он на секунду замолчал, подбирая слово, – разбудили волки, вернувшиеся сюда, и что теперь он прикрывается ими, чтобы скрыть свои преступления.

– Но Сюзанна же не сумасшедшая, – пробормотала Камилла.

– Ты сама знаешь, она совершенно чокнутая.

Камилла не ответила.

– Ты ведь сама это знаешь, – снова заговорил Лоуренс. – Я тебе еще не все сказал, – добавил он.

– Может, зайдем в дом? – попросила Камилла. – Я замерзла, совсем замерзла.

Лоуренс посмотрел на нее и рывком поднялся на ноги, словно только что заметил, как неприятны Камилле его слова. Девушка любила толстуху. Лоуренс обнял ее, погладил по спине.