– Говорю тебе, все так и есть. Они – жестокие конкуренты.

Камилла покачала головой.

– Что она тебе о нем сказала? Кроме волос?

– Ничего. Пришел Солиман, и она замолчала. Я больше ничего не смог разузнать.

– Этого уже достаточно.

– Более чем достаточно.

– И что же нам теперь делать?

Лоуренс подошел к Камилле, положил ей руки на плечи.

– Я скажу тебе, что мне советовал мой отец: «Хочешь быть свободным – пореже открывай рот».

– Ясно. И что дальше?

– Рот мы закроем. Потому что если обвинения толстухи станут известны за пределами Экара, Массару несдобровать. Ты ведь знаешь, что каких‑нибудь двести лет назад делали с теми, кого подозревали в подобных делах?

– Не знаю. Говори все как есть.

– Им вспарывали брюхо от шеи до паха и смотрели, нет ли у них внутри волос. А потом, когда обнаруживалось, что их ввели в заблуждение, плакать было уже поздно.

Лоуренс сжал плечи Камиллы.

– Нельзя, чтобы ее бредни стали известны за пределами фермы, черт бы ее взял, – медленно и отчетливо проговорил он.

– Не верю, что люди такие чокнутые, как ты воображаешь. Они не накинутся на Массара. Люди знают, что на овец нападает волк.

– Ты права. В обычное время ты была бы совершенно права. Однако ты забываешь, что мы имеем дело с необычным волком, не таким, как другие. Я видел отпечатки его зубов. Камилла, если я тебе говорю, что это могучий зверь, такой, каких я, может быть, никогда не встречал, ты должна мне поверить.

– Я тебе верю, – тихо ответила Камилла.

– Скоро это станет известно многим, не мне одному. Они же не слепые, эти парни, они быстро во всем разберутся, что бы там ни думала толстуха. И очень скоро они обо всем узнают. Узнают о том, что имеют дело с необычным существом, какого они никогда не видели. Камилла, ты понимаешь, к чему я веду? Ты понимаешь, насколько серьезна опасность? Для них это нечто выходящее за пределы нормы. Они же испугаются. И потеряют голову. Станут поклоняться идолам и предавать огню несогласных. Если сейчас толстуха Сюзанна распустит слухи, парни схватят Массара и вспорют ему брюхо от шеи до самых яиц.

Камилла покачала головой, напряженно размышляя. Никогда еще Лоуренс не произносил столько слов сразу. Он по‑прежнему обнимал ее, словно желая защитить. Камилла чувствовала его горячие ладони на своей спине.

– Вот почему нужно непременно найти этого зверя, мертвым или живым. Если они его найдут, он будет мертвым, если я – живым. И с этого момента нам лучше помалкивать.

– А что делать с Сюзанной?

– Съездим к ней завтра, скажем, чтобы поменьше трепалась.

– Она не любит, когда ей приказывают.

– Но она любит меня.

– Она уже могла рассказать кому‑нибудь, кроме тебя.

– Не думаю. Вряд ли.

– Почему?

– Потому что она считает всех жителей Сен‑Виктора круглыми идиотами. А меня нет, потому что я иностранец. Кроме того, она разговорилась об этом со мной, потому что я разбираюсь в волках.

– Почему же ты ни словом не обмолвился в среду вечером, когда мы вернулись из Экара?

– Я надеялся, что во время облавы животное обнаружат и тогда все само собой забудется. Не хотел понапрасну тебя расстраивать, ты ведь любишь толстуху.

Камилла снова покачала головой.

– Она сумасшедшая, твоя Сюзанна, – прошептал ей на ухо Лоуренс.

– Я ее все равно очень люблю.

– Знаю.

IX

На следующее утро в половине восьмого Лоуренс завел мотоцикл, и они тронулись в путь.