Тот нахмурился, потом, широко расставив большой и указательный пальцы, сказал:
– Очень крупный. Между клыком и заостренным коренным зубом – вот сколько. Надо бы уточнить. Следы зубов на плече и на горле. Наверное, она не успела выстрелить.
По ухабистой дороге, трясясь и подскакивая, к ним приближались две машины.
– Вот эксперты, – показал на них жандарм. – А во второй – врач.
– Пойдем отсюда, – предложил Лоуренс, обняв Камиллу за плечи и легонько встряхнув. – Нам здесь нечего делать.
– Я хочу поговорить с Солиманом. Он заперся в туалете.
– Если кто‑то заперся в туалете, с этим ничего нельзя поделать.
– Все‑таки я к нему пойду. Он там совсем один.
– Я жду тебя у мотоцикла.
Камилла вошла в мрачный, погруженный в тишину дом, поднялась на второй этаж, остановилась перед запертой дверью.
– Соль, – тихонько позвала она, постучав.
– Валите все отсюда, придурки! – прорычал молодой человек.
Камилла удовлетворенно покачала головой. У Сюзанны – достойный наследник.
– Соль, я не прошу тебя выйти оттуда.
– Ну и катись!
– Для меня это тоже большое горе.
– Да твое горе – ничто! Ты слышишь? Ничто! Что ты сюда приперлась? Ты не имеешь права здесь быть, ты ведь ей не дочь! Вали отсюда, черт тебя возьми! Слышишь, вали!
– Конечно, мое горе с твоим не сравнить. Я просто любила Сюзанну, и все.
– Ага! Вот видишь! – заорал Солиман.
– Я просто чинила водостоки и взамен брала у нее овощи и виноградную водку. Что до тебя, то мне плевать, если ты на всю жизнь поселишься в уборной. Ничего, будут тебе ветчину под дверь подсовывать.
– Именно так! – крикнул Солиман.
– Значит, дело обстоит так. Ты, Соль, навеки поселился в туалете. Полуночник безвылазно сидит в овчарне, а Бютей – в своей хибаре. Все сидят по местам, никто никуда не выходит, а овцы дохнут, поскольку им ничего больше не остается.
– Да насрать я хотел на эти чертовы пучки шерсти! Безмозглые твари!
– Полуночник уже старик Он не только не хочет никуда выходить, он сидит без движения и ни с кем не желает разговаривать. Он словно одеревенел и стал похож на свой посох. Нехорошо, если он превратится в развалину и придется отправить его в дом престарелых.
– Мне‑то что до этого?!
– С ним это приключилось, потому что его не было дома, когда произошло несчастье. И он ничем не мог помочь.
– А я спал! Спал, понимаешь?
Камилла услышала, как Солиман разрыдался.
– Сюзанна всегда считала, что тебе надо хорошенько высыпаться. Ты ее слушался. Это не твоя вина.
– Почему она меня не разбудила?
– Потому что она не хотела, чтобы с тобой что‑нибудь случилось. Ты ведь был для нее как принц.
Камилла оперлась рукой о дверь.
– По крайней мере, Соль, Сюзанна так всегда говорила, – добавила она.
Камилла направилась к овчарне, по пути ее остановил жандарм.
– Ну, как он там? – спросил он.
– Он плачет, – устало ответила Камилла. – Трудно разговаривать с человеком, если он заперся в туалете.
– Да уж, – согласно кивнул жандарм с таким видом, словно ему приходилось разговаривать с сотнями людей, которые заперлись в туалете. – Что‑то психолога не везут. Не знаю, где они застряли. – Он взглянул на часы.
– А что сказал врач?
– То же, что и траппер. Что ее загрызли. Да, загрызли. Около четырех часов утра. |