– Пожалуй, – нехотя согласился Симагин.

– И главное, чего ради? Тебе так нужен этот парень? По‑моему, это у тебя просто память молодости, а вовсе не реальная потребность. Даже я себя иногда ловлю на том, что мне хочется иметь не нынешнее, реальное и, в сущности, очень нравящееся мне окружение, а то, что было… когда‑то. Ностальгия. Но я делаю глубокий вдох и говорю себе: не дури. И все кончается. Сын не твой. Давно не любит тебя, давно забыл. Вспомни: когда он сам‑то хотел пообщаться с тобой в последний раз? Даже и не вспомнишь. А он этого не вспомнит и подавно. Ну если бы он действительно к тебе что‑то чувствовал, неужели так слушался бы маму? Да нет! Как все нормальные люди, тебе говорил бы, что мама разрешила, а маме бы говорил, что пошел к приятелю мутофон крутить. Поверь моему опыту. Когда человек чего‑то не делает якобы по столь красивым причинам – значит, он нашел возвышающее его в собственных глазах оправдание, а причина – в элементарном нежелании делать это что‑то.

– Антон действительно очень не любил врать, – задумчиво сказал Симагин.

– Но не настолько же, чтобы отказываться от желаемого! Если отказался – значит, не хотелось, это элементарно. Чужой тебе и по телу, и по духу человек. Которому ты совершенно не нужен. Который к тому же давно истлел. Зачем огород городить? Может быть, ты таким образом хочешь завоевать эту женщину? Так все гораздо проще. Уверяю тебя, она и так никуда не денется. – Гость снова покосился в сторону Антошкиной комнаты, и снова Симагин стоически не поддался на эту провокацию, даже глазом не повел. – Ну, она легла уже… но еще не спит. Минимум усилий – и она сегодня же будет твоей. Придется разве что рюмку ей налить еще одну. – Гость улыбнулся. Симагин улыбнулся тоже. Он решил поддакивать или, по крайней мере, изображать колебания как можно дольше, чтобы гость успел сказать как можно больше. Обычные люди с их мыслями, желаниями и ощущениями были для сидящего напротив прозрачны так же, как и для Симагина – только Симагин старался не злоупотреблять этими своими возможностями, а для гостя злоупотребления были в порядке вещей, – но друг от друга собеседники могли экранировать свой внутренний мир со стопроцентной гарантией и вынуждены были попросту разговаривать: веря на слово, не веря на слово, пытаясь понять, что стоит за словом…

– Искушаешь? – спросил Симагин, все еще продолжая улыбаться. Гость возмущенно всплеснул руками.

– Да никоим образом! – воскликнул он. – Я слишком уважаю тебя, чтобы пускаться на такие простенькие уловки! Просто рассуждаю. Представь: вот вы встретились. Когда вы в последний раз виделись, ему было, кажется, двенадцать. Сейчас почти девятнадцать. Тогда это был ребенок, который, вдобавок, по привычке называл тебя папой – это подкупает, понимаю… Сейчас – молодой мужчина. Биологически – самец‑конкурент, психологически – чужак, с которым тебе двух слов сказать не о чем, социально – еще одна, причем совершенно лишняя, головная боль на всю оставшуюся жизнь. Искушать… – Гость как бы задумался, словно эта мысль лишь теперь пришла ему в голову. – Если уж искушать, то гораздо более масштабно, – проговорил он. – Хочешь, попробую? Не стану тебе предлагать все царства земные и прочее злато‑серебро – сам возьмешь, если захочешь. Тут главное – захотеть. Научиться хотеть, вот что тебе нужно в первую очередь. Твоя способность хотеть спеленута атавистическими привычками… вроде привычки зажигать газ под чайником.