– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо! – пророкотал он почти на инфразвуке. Жалобно запела посуда. Надсадно задребезжало в раме оконное стекло, словно отзываясь на дальнюю канонаду. Миг – и жидко потекшие контуры сгустка вселенского мрака вновь слепились в поджарого дружелюбного парня, чуть фатоватого, но обаятельного. Лукаво глядя на Симагина через плечо, он дурашливо, откровенно кривляясь, спросил: – Воланд, а?

И уселся опять. Положил ногу на ногу и сплел пальцы на колене; шлепанец обвис в воздухе, обнажив голую пятку.

– Грешен, люблю иногда пустить пыль в глаза экзальтированным дамочкам и великим поэтам, забывшим, чему равна культура, помноженная на корень квадратный из минус человека. Но между своими‑то выпендриваться – себя же радости общения лишать. – Он вдруг совершенно по‑мальчишески сложил два кукиша и завертел ими в сторону Симагина. – Вот вам благо!!

– Не сомневался, – сказал Симагин. – Можешь этим не бравировать.

– Да я и не думал! Наоборот, говорю как на духу. С противником, по крайней мере равным мне по возможностям, хочется болтать запросто, без лицемерия и театральных эффектов. Знаешь, в Китайской империи во времена ее расцвета для обозначения немногочисленных соседних государств, за которыми самовлюбленные китайцы признавали равный себе статус, использовался иероглиф «ди». Основные его значения: «равносильный» и «вражеский». Изящно, правда? Кто равен мне по силам, тот наверняка мне враг, хотя бы потенциально. Но зато только с ним я могу побыть самим собой, с обоюдной пользой пообщаться на равных…

– Отвратительно, – сказал Симагин.

– Зато правда, – проговорил гость и коротко, но цепко впился в лицо Симагина взглядом: – А может, даже и не равен, а сильнее, а?

Симагин пожал плечами.

– Ты так и не знаешь, кто ты?

– Так и не знаю. Симагин.

– На нашем уровне Симагиных нет и быть не может.

– И на нашем Симагин, и на вашем Симагин.

– Будь по‑твоему, зануда.

– Зато в тебе веселья на двоих.

– Да, я самый галантный и остроумный собеседник в истории человечества, – просто сказал гость. Симагин засмеялся, глядя на него с нескрываемым удовольствием. – Но, повторяю, я к тебе заглянул не для куртуазностей, а поговорить.

– Давай, – сказал Симагин. – Умному собеседнику здесь всегда рады. Ты чай сладкий пьешь?

– Сделай как себе, – небрежно ответил гость. – «Ди», так уж «ди».

Симагин выключил газ под зашумевшим чайником и вновь принялся расставлять чашки.

– Знаешь, – начал между тем гость, – когда ты вылупился, мы с товарищами, – при этих словах он ослепительно сверкнул открытой, дружелюбной улыбкой, – даже слегка растерялись. Внезапное и совершенно неожиданное появление новой мощной силы спутало все давно сложившиеся расклады. Странные времена настали, – вздохнул он. – Какие‑то кнопочки, электроны какие‑то, био‑спект‑ралисти‑ка… – произнес он нарочито по складам, как малограмотный провинциал, – и вот кургузый человечек, довольно жалкий, хороший по мещанским понятиям, то есть безвредный – хотя подчас вреда окружающим от него больше, чем от самого старательного подлеца, – вдруг прыгнул на такую высоту…

– Это обо мне? – спросил Симагин, держа свою чашку в руке и ногой придвигая еще один стул к столу вплотную. – Тогда прошу заметить, что разница есть. Подлец вредит сознательно, преднамеренно и извлекает из этого пользу.