Но мейстерзингер
понимает эту улыбку по-своему - недаром он поэт.
Он приближается к ней, он поет все более страстно, потом падает перед
нею на колени и начинает говорить о своей любви.
Неслыханная дерзость! Невероятное оскорбление! Ужасное преступление!
Королевна, не поднимая головы от шитья, хмурится. Глаза ее мечут искры,
она топает маленькой ножкой в золоченой туфельке по резной скамеечке,
зовет слуг и приказывает увести дерзкого поэта. Входят слуги, хватают
мейстерзингера и уводят в тюрьму. Мейстерзингер знает, что его ожидают
пытки и казнь, но он не жалеет о том, что сделал, и посылает своей
возлюбленной последний взгляд, исполненный любви и преданности. Он охотно
примет смерть.
Сцена прошла прекрасно. Престо удовлетворен.
- Можно снимать, - говорит он Гофману.
Оператор уже стоит у аппарата. Всю сцену он наблюдал через визирное
стеклышко. Престо вновь становится у кресла Люкс.
Ручка аппарата завертелась. Сцена повторялась безукоризненно.
Мейстерзингер поет, королевна наклоняет свое лицо все ниже и чему-то
улыбается. Мейстерзингер подходит к королевне, бросается на колени и
начинает под музыку свою страстную речь Престо увлечен. Он не только
играет жестами и богатой мимикой своего подвижного лица. Он говорит и
шепчет страстные признания с такой искренностью и силой, что Люкс, забывая
десятки раз проделанную последовательность движений и жестов, чуть-чуть
приподнимает голову и с некоторым удивлением взглядывает на своего
партнера одними уголками глаз.
И в этот момент происходит нечто, не предусмотренное ни сценарием, ни
режиссером.
Престо, коротконогий, большеголовый, со своим туфлеобразным,
подвижным носом, признается в любви! Это показалось Гедде Люкс столь
несообразным, нелепым, комичным, невозможным, что она вдруг засмеялась
неудержимым смехом.
Это был смех, который охватывает вдруг человека, как приступ страшной
болезни, и держит, не выпуская из своих рук, потрясая тело в судорожном
напряжении, обессиливая, вызывая слезы на глазах. Люкс смеялась так, как
не смеялась никогда в жизни Она едва успевала переводить дыхание и снова
заливалась бесконечным серебристым смехом. Вышивание выпало у нее из рук,
одна из золотистых кос спустилась до пола. Встревоженный дог вскочил и с
недоумением смотрел на свою хозяйку. Растерянный Престо также поднялся на
ноги и, мрачно сдвинув брови, смотрел на Люкс.
Смех так же заразителен, как зевота. Не прошло и минуты, как перекаты
смеха уже неслись по всему ателье. Статисты, плотники, монтеры,
декораторы, гримеры-все были во власти смеха.
Престо стоял еще несколько секунд, как громом пораженный, потом вдруг
поднял руки и с искаженным лицом, сжав кулаки, сделал шаг к Люкс. В эту
минуту он был скорее страшен, чем смешон. |