Четыре индейца раскрыли корзины и достали оттуда диадемы из перьев, связанных растительными волокнами, между которыми были вплетены кусочки золота, ожерелья и браслеты из зубов кайманов и ягуаров и змеиных позвонков, передники, сделанные из полос, нарезанных из шкуры тапиров и расположенных даже с некоторым вкусом, затем они достали бесконечное множество мешочков, содержащих драгоценные амулеты и чудесные лекарства.

По знаку мальчика индейцы надели европейцам ожерелья и браслеты, повязали им передники, надели им на головы самые красивые диадемы из перьев и затем пригласили их выйти.

— Будь серьезен! — сказал Альваро своему товарищу. — Великий священнослужитель смеяться не должен, помни это!

— Сделаю все возможное, чтобы не расхохотаться, сеньор! — отвечал Гарсиа.

Позади них находилась огромная площадь, окруженная хижинами, по всей вероятности принадлежавшими какому-нибудь побежденному племени. Около пятисот взрослых мужчин, почти совершенно голых, вооруженных луками, дубинами, граватанами и каменными топорами, расположились группами, без всякого порядка, на этой площади. Некоторые стояли, другие же сидели на корточках, словно выжидая что-то. Все были ужасны на вид, с очень длинными черными косматыми волосами и нарочно разрисованы так, чтобы устрашать врагов.

Вождь аймаров стоял посредине площади, а возле него расположилась почетная свита, окружавшая какой-то длинный и объемистый сверток. Как только показались два новых пиайе белой кожи, то на площади поднялся оглушительный рев, точно тут собрались сотни диких зверей, но он тотчас же прекратился по одному знаку вождя.

— Вот так компания! — воскликнул Гарсиа. — Что это, люди или звери? Я не могу считать их человеческими существами! Ревут, как дикие звери в пустыне.

— И бегают точно так же, — прибавил Альваро, глядя, как все дикари стали на четвереньки.

— Сеньор Альваро, у меня сердце замирает от страха: вдруг эти звери положат нас на решетку?

— Не бойся, мы для них теперь священны.

— А что это за сверток, который они так сторожат?

— Я думаю, что там находится труп умершего пиайе.

— Что, если они заставят нас есть его, для того чтобы его душа вошла в наше тело?

— Не говори этого, Гарсиа. Мне делается тошно.

Вождь приближался к ним и, выражая глубочайшее уважение, сделал им знак, приглашая следовать за собой.

Его свита уже подняла на плечи сверток, обмотанный грубой материей, сделанной, вероятно, из волокон или коры какого-нибудь растения, и понесла его в лес. Остальные воины последовали за ними, одни шли прямо, другие же бежали на четвереньках. Они глухо ворчали, точно ягуары, а иногда издавали какие-то резкие, гортанные звуки, дергая себя за волосы, и били себя кулаками в грудь.

— Уж не отправились ли они хоронить своего покойника? — сказал Гарсиа.

— Наверное, если только у них существует обычай хоронить покойников. Но я в этом сомневаюсь.

Толпа аймаров, с криками, визгом и ревом, в беспорядке рассыпалась по лесу. Через полчаса люди, несшие сверток, подошли к реке, казавшейся с берега очень глубокой. Вождь влез на скалу, нависшую над рекой, и в течение нескольких минут внимательно рассматривал воду.

Альваро и Гарсиа, последовавшие за ним, попробовали спросить его.

— Карибы, — отвечал аймар.

— Карибы! — воскликнул Альваро. — Это, должно быть, те маленькие рыбки, которые чуть не сожрали Диаса. Помнишь, Гарсиа?

— Да, я помню. Но неужели дикари пришли сюда, чтобы ловить рыбу?

— Увидим, — отвечал Альваро.

Вождь велел принести себе корзину и достал оттуда человеческие члены, по-видимому, только недавно отрезанные, так как они еще были окровавлены.