Такое свежее, ясное ощущение юности. Это кое-что значит! Главное, чтобы не притупилась способность ощущать! Мы должны беречь свои ощущения! Тогда никто не сможет заставить нас быть уродами!
— Будем беречь!
— Нужно только почаще вспоминать то время. Ведь нам есть что вспомнить!.. Ну-ка, напрягись, что тебе сейчас припоминается?
— Сейчас… Ну хотя бы… Маринка. Помнишь такую, на скамейке в парке, а потом — диспансер?..
— Ну, ты и вспомнил! Такую дрянь!..
Так случилось, что первая женщина у нас с Сэшеа оказалась одна на двоих. Какая-то неизвестная пьяная девка Марина, без проблем отдавшаяся прямо на садовой скамье. Несколько дней спустя, Сэшеа прибежал ко мне перепуганный подозрением, что она заразила нас триппером, и уговорил пойти провериться. В диспансере, как будто каждый сам по себе, мы ходили на прием к одному веселому старичку венерологу, который, впрыснув нам в каналы посевную вакцину, посоветовал пойти после процедуры выпить пивка, что мы по наивности послушно исполнили. А затем я и Сэшеа, стоя с переполненными мочевыми пузырями у писсуаров, мучились от резей при попытках выдавить из себя хоть каплю — одновременно корчились от смеха, глядя на страдания друг друга…
Было слышно, как в коридоре родители Сэшеа по очереди разговаривают по телефону с Леной.
— Давай еще что-нибудь родное, — сказал Сэшеа и снова забренчал на гитаре.
«Любовь — это все, что нам нужно», — запел он по-английски, конечно.
— Подлец, она плачет! — сказал через дверь отец.
— Мне что — тоже поплакать? — закричал Сэшеа.
— Подлец, лучше бы ты ночевал на вокзале!
Ссора, однако, не успела разгореться… В дверь позвонили, и в квартиру как ни в чем не бывало ступил Ком.
— Ком! — вскричал я.
Родители притихли. Я обменялся с Комом рукопожатием; кисть у него на ощупь была тяжелая и плотная, словно мешочек с песком.
— Вы знаете, кто это такой? — обратился Сэшеа к родителям, которые изумленно рассматривали странного гостя. — Это человек, который воевал в Афганистане. Это — Ком, давно пропавший без вести. Воин-интернационалист, наш старый друг!..
Не успел я оглянуться, как Ком уже сидел вместе с нами — в свитере, джинсах и комнатных тапочках, оставив в коридоре шинель, панаму и сапоги, — и спокойно присматривался к обстановке, потирая ладонью покрасневшие с мороза уши.
— Ты зачем за мной следил? Ты зачем от меня убегал? — первым делом спросил я его.
— Он слишком много пьет? — поинтересовался Ком у Сэшеа, показывая на меня.
— Любит, — ответил тот.
Странно, из ерунды вроде придирок Фюрера Сэшеа готов вывести целую теорию, а на важные вещи даже внимания не обращал.
— Ты хочешь сказать, что не следил за мной и не убегал? — спросил я Кома.
— Даже не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал тот, с каким-то любопытством рассматривая меня своими черными глазами.
Он удобно устроился в кресле, подобрав под себя скрещенные ноги, и выглядел совершенно естественным. Вот где самое масонство!
Я был, конечно, здорово пьян, но не настолько, чтобы полностью утратить логическое мышление.
— Хорошо, — сказал я, — а как ты объяснишь, откуда ты узнал, что найдешь здесь Сэшеа, он ведь только сегодня утром решил переехать от жены к родителям?
— А откуда же я мог знать, — не моргнув глазом, отвечал Ком, — что Александр вообще женат? Куда я еще мог прийти, как не по его старому адресу? Решил зайти — и зашел. |