После чего перегоняли автомобили за границу. В какую‑то страну, где либо продавали их самостоятельно, либо только кому‑то передавали.
– Последнее наиболее вероятно, – сказал Колльберг. – В Швеции они работали на крупную международную банду, которая занималась многими вещами. Они совершили какой‑то промах, и от них решили избавиться.
– Да, похоже на то, – сказал Меландер.
Колльберг мрачно кивнул и продолжил:
– И что же, по‑твоему, нам скажут, если мы предложим подобную версию? Кто, черт возьми, в это поверит?
На его вопрос никто не ответил. Примерно секунд через тридцать Колльберг придвинул к себе телефон, набрал номер, немного подождал и сказал:
– Эйнар? Я в кабинете Меландера. Ты не мог бы сюда зайти?
Не прошло и полминуты, как Рённ появился в дверях. Колльберг торжествующе посмотрел на него и сказал:
– Мы пришли к выводу, что Мальм и Олафсон работали на международный преступный синдикат, что‑то вроде мафии. Мы также считаем, что эта банда решила избавиться от них и прислала из‑за границы наемного убийцу, чтобы он их прикончил.
Рённ в изумлении уставился на присутствующих. Наконец он сказал:
– Кто придумал всю эту чушь? Такое происходит только в кинофильмах и книжках. А, вы, наверное, меня разыгрываете?
Колльберг красноречиво пожал плечами.
XXIV
Бенни Скакке пометил черными крестиками восемь телефонов‑автоматов на городской схеме Сундбюберга. Затем он провел циркулем окружность вокруг каждого крестика. Хотя часть телефонов‑автоматов находилась в центре города и некоторые окружности пересеклись, кружочки все же покрыли площадь больше одного квадратного километра. Гюнвальд Ларссон не особенно надеялся получить какой‑нибудь результат или рассчитывал на удачу, когда посылал Скакке в этот густонаселенный пригород с заданием попытаться обнаружить какие‑либо следы человека, который вызвал пожарных седьмого марта. То, что этот человек звонил из одного из восьми телефонов‑автоматов, было не больше, чем предположением, но даже окажись оно верным, все еще оставалась проблема, как найти человека, о котором не известно ничего, за исключением того, что он говорит по‑шведски с иностранным акцентом.
Скакке, однако, отнесся к своему заданию с огромным энтузиазмом. В первые недели ему не слишком охотно оказывала помощь полиция Сольны‑Сундбюберга, а теперь он работал один. Его работа состояла в том, что он обходил жильцов каждого дома, попавшего в кружочки, и даже для молодого человека с хорошо тренированными ногами это было несколько утомительно. Однако Скакке был человек упорным, и хотя Гюнвальд Ларссон и Мартин Бек уже потеряли всякую надежду получить какой‑нибудь результат и больше не интересовались у него, как идут дела, он все свое свободное время продолжал стучать в двери квартир в Сундбюберге. Вечерами он буквально валился на постель и в последние несколько недель забросил тренировки и учебу. Но хуже всего было то, что он не уделял внимания Монике.
Скакке познакомился с Моникой восемь месяцев назад, когда они вместе участвовали в соревнованиях по плаванью. Они начали встречаться; эти встречи становились все чаще и чаще, и хотя о женитьбе прямо они еще не разговаривали, было ясно, что это произойдет, как только они подыщут подходящую квартиру. Скакке снимал комнату, а Моника, которой было двадцать лет и которая училась в медицинском институте и вскоре должна была стать физиотерапевтом, жила со своими родителями.
Когда Моника позвонила ему вечером шестнадцатого мая и в седьмой раз за эту неделю безуспешно предложила встретиться, она была, мягко говоря, несколько раздражена.
– Ты что же, должен за всех работать? – сердито спросила она. – Неужели у вас нет других полицейских, кроме тебя?
Она задала этот вопрос Бенни Скакке в первый раз, но наверняка не в последний. |