Откуда ты?»

Пред королем

Наличник поднял тут солдат,

И золотых кудрей каскад

Упал с чела вокруг ланит,

Которых детски нежный вид

Спалил горячий солнца луч.

И звонким голосом, как ключ,

Пересказал он королю

Всю повесть странную свою

До той минуты, когда он

В глухом овраге был сражен,

И кончил так: «Но что потом

Со мной случилось, сэр, – о том

Никто не может лучше знать,

Как тот, кто жизнь мою опять

Мне спас от смерти и от ран:

То наш субприор Адриан.»

«Так расскажи, отец», – король

Сказал, скрывая в сердце боль.

«Милорд! – ответил Адриан, –

Я, быв в то время капеллан

Прихожан бедных, как то раз

Из стен аббатства, в поздний час,

Был позван мальчиком простым

Спешить с причастием святым

К его отцу: он умирал

И с нетерпеньем ожидал

Сподобиться небесных сил;

То старый угольщик наш был.

Не тратя дорогих минут,

Приял с Дарами я сосуд,

И колокольчик, Богу в честь,

Велел пред Ним ребенку несть.

К тому ж я думал звоном тем,

Хоть не воров – об них совсем

У нас не слышно! – но зверей

Спугнут с дороги поскорей.

Ну, вот, вступаем тихо мы

В наш лес еловый, полный тьмы;

А колокольчик на весь лес

Звенит, как благовест с небес.

Меж тем мой мальчик, оробев,

Мне говорит о кознях дев,

Живущих в темном том лесу;

Но я, напомнив что несу

Всех Искупителя в руках,

Его журил за грешный страх.

Когда уж из леса древних лет

Я вышел с ним на Божий свет,

И солнце, к вечеру клонясь,

Меж пней свой луч метнуло в нас, –

Вдруг к нам вечерний ветерок

Донес до слуха конский скок,

Причем, весь ужасом объят,

Мой паж попятился назад,

Почуя снова эльфов рой,

Всю вражью силу пред собой.

Но я заметил: «Неужель

Мы не исполним нашу цель

И опоздаем передать

Больному Божью благодать?

Не бойся, сын мой! Твердо верь,

Что с нами Божий Сын теперь».

Сказав, бичом моим, шутя,

Стегнул я мула, и дитя,

Боясь в густом лесу отстать,

Пустилось предо мной бежать.

Я еду дальше. У ручья

Вдруг вижу кровь… сказать ли, чья

Была то кровь? Ее мой сын

Струил из ран своих! Один,

Там брошен, он как труп лежал.

В боку кровавый нож торчал,

И кровью алою вокруг

Окрасились ручей и луг.

С седла я тотчас соскочил

И с помощью моих всех сил,

Подняв несчастного с земли,

Взвалил на мула, и пошли

Мы тихо просекой густой,

Между дубов и лип, к пустой

Избушке ветхой лесника,

Построенной из тростника.

Примкнут к плетню избушки той,

Полуразрушенный, гнилой,

Стоял без крыши тесный кров,

Где запирал лесник ослов.

Милорд! то место, верно, вам

Давно знакомо: много там

В соседстве водится вепрей,

Оленей, туров и лосей!

Здесь бедному пронженный бок

Перевязал я, как лишь мог;

И, угольщика причастя

(Он умер много лет спустя!),

Вернулся в ночь в наш древний бург,

Велев, чтоб утром наш хирург

Чуть свет к больному поспешил

И всем, чем нужно, пособил.

И вскоре рана между рёбр

В боку закрылась. Был он добр

И кроток сердцем, почему

Мы и дозволили ему

У нас в обители пожить.

Потом я стал его учить

Письму и чтенью, и постиг

Он вскоре смысл латинских книг

Не хуже нашего; но чин

Монашеский отверг мой сын.