|
Поколебавшись лишь мгновение, Стивен прыгнул и погрузился в воду сначала до бедер, затем по пояс, еще мгновение – и он уже выбирался наверх по склону противоположного берега. Промокнув и увязнув по колено в грязи, Стивен опять кинулся бежать, однако тут же споткнулся и упал. Он встал и побежал снова, но, ступив ногой в ямку, почувствовал боль в щиколотке. Он собрался было бежать дальше, пусть даже и хромая, но преследователи тем временем почти настигли свою жертву, практически отрезав его от корабля. Ближайшая к нему группа находилась уже всего в двадцати пяти ярдах, и Стивен мог хорошо видеть их.
В такие моменты кажется, что время останавливается. Стивен на мгновение застыл в неподвижности. И, разглядев их лица, он безошибочно определил, что это лица людей. Человеческие существа! Правда, его это не очень поразило. Даже сухарь‑антрополог обрадовался бы гораздо более. Эмоциональный же ученый просто затрясся бы от восторга. Как‑то он случайно попал на собрание ученых мужей, обсуждавших проблемы рас на других планетах. И вот теперь он сам столкнулся с незнакомой жизнью, которую он наблюдал уже несколько секунд. Однако чувства ученого, делающего мощное открытие, были ему неведомы. Туземцы Миттенда были почти белыми, так во всяком случае показалось Стивену. Сам он часто, смеясь, называл себя гражданином мира. Его прабабка была метиской, но никого это особенно не волновало, тем более, что она отличалась потрясающей красотой. Дед Стивена тоже женился на очень привлекательной женщине с примесью китайской или таитянской крови. Мать Стивена была германо‑китайского происхождения, черноволосая, с испанской внешностью. Что особенно поразило Стивена, так это то, что… миттендиане были, как бы это сказать… все чем‑то похожи на самого Стивена! Когда он разглядел сходство, туземцы были уже совсем близко. Стивен побежал изо всех сил, задыхаясь, чувствуя, что он долго не выдержит. Он взбирался по склону холма, который казался теперь гораздо круче, чем раньше… Только сейчас, в этот последний момент, Стивен понял, какую глупость он сделал, отправившись в одиночку. Обычно такие мысли ему в голову не приходили, он всегда делал то, что хотел, и посылал всех при этом к черту. «Зови на помощь, идиот!» – мелькнуло в мозгу Стивена. Он попытался крикнуть, но звук его голоса оказался на удивление слабым. Неудачный призыв о помощи напомнил Стивену, как он закрылся когда‑то на верхнем этаже пятиэтажного нью‑йорского дома Мастерса, где хранились всякие припасы и располагались комнаты для слуг. Никто так никогда и не понял, как Стивен закрылся на этаже. Кто мог себе представить, что юноше в пятнадцать лет придет в голову закрыться изнутри на ключ, а затем выбросить ключ в окно? Потом он стоял у окна, сгущались сумерки, и Стивен начал звать кого‑нибудь. Во всяком случае, он утверждал потом, что звал. Может быть, он звал слишком тихо, может быть, лишь шептал. Об этом он умалчивал при разбирательстве. Позднее признание получила версия, что один из слуг – Марк Брем – запер мальчика, а затем, стоя внизу на лужайке, смеялся и издевался над ним. – Он словно сошел с ума, отец. Должно быть, он ненавидит меня, как и всех богатых людей. Хотя голова Мастерса‑старшего была всегда занята массой проблем, на этот раз он так удивился – чем это его Стивен вызвал ненависть и странную злобу слуг – что несколько минут беседовал с сыном: – Лучше всего говорить правду. Наказание за ложь или вред, нанесенные другому лицу, наступает автоматически, оно неизбежно. Ты остаешься психологически связанным с тем, кого обидел или кому солгал, и тем самым ограничиваешь свою свободу. Очевидно, правду знали лишь Бог и Стивен. Но у Стивена правда получила странное преображение. – Этот слуга ненавидит меня без всякой причины. Я всего лишь два раза говорил с ним за все время, что он служил у нас. |
