Гунарстранна переменил тему:

— Насколько мы поняли, после того как личность покойного была установлена, Ингрид Есперсен первым делом позвонила вам?

— Да, я приехал, как только смог.

Гунарстранна медленно кивнул.

— Она нам звонила еще раньше, ночью. — Есперсен жалко улыбнулся. — Ингрид хотела, чтобы я еще тогда приехал к ней… По ее словам, что-то разбудило ее среди ночи, и она увидела, что отец не ложился. Потом она решила, что в магазин проникли воры. Сюзанна, моя жена, успокоила ее, и Ингрид вроде бы снова заснула.

Гунарстранна окинул Карстена Есперсена задумчивым взглядом и подытожил только что услышанное:

— Ночью она почему-то проснулась, позвонила вам, но к телефону подошла ваша жена, которая ее успокоила… В какое время звонила Ингрид?

— В половине третьего.

Гунарстранна рассеянно посмотрел перед собой.

— Мы, конечно, обо всем побеседуем и с фру Есперсен, но все-таки… почему она звонила вам среди ночи?

— В их квартале последнее время участились кражи. Более того, мы… — Есперсен тяжело вздохнул, — мы ждали чего-то в этом роде.

Гунарстранна кашлянул.

— Чего именно?

— Кражи со взломом.

Заметив, что оба стража порядка изумленно смотрят на него, Карстен Есперсен робко кашлянул. Гунарстранна подождал еще немного, а потом спросил:

— Вы предприняли какие-то меры против воров?

— У нас, как положено, имеются защитные ставни на окнах, которые выходят на улицу, и, конечно, подключена сигнализация. Кроме того, отец каждый вечер обходил все помещения и проверял, все ли в порядке.

— Вчера ночью сигнализация не сработала.

— Д-да, — поколебавшись, ответил Есперсен.

— Как вы думаете, где был ваш отец, когда проснулась Ингрид?

— Все вполне очевидно, разве не так? Он был внизу. — Есперсен постучал указательным пальцем по столешнице. — Внизу, в магазине.

— Среди ночи?

— Конечно.

— Разве вас не удивило, что отец среди ночи вдруг спустился вниз? В конце концов, ему было под восемьдесят.

— Мой отец не был обычным человеком.

Гунарстранна кивнул и снова погрузился в раздумья. Затем он посмотрел на Карстена Есперсена. Тот сидел с рассеянным видом и смотрел в пространство.

— А где были вы? — поинтересовался инспектор.

— А? Что?

— Где были вы, когда звонила Ингрид?

Есперсен по-прежнему рассеянно смотрел в пространство.

— Довольно странно, — тихо ответил он. — Отец, мертвый, сейчас лежит там, внизу… Я не могу не думать о нем. Конечно, я испытываю горечь утраты… — Он немного помолчал, глубоко вздохнул и продолжал: — Ингрид, жену моего отца, сейчас утешает священник. А мы с вами беседуем за тем же столом, за которым мы вчера ужинали всей семьей, наслаждались общением в тесном кругу… А сейчас… мне нелегко рассказывать вам об отце, говорить, каким он… был. — Он скрестил кисти рук на столешнице. — В квартире и атмосфера стала другой. Возникает чувство… ну, может быть, не враждебности как таковой, но какой-то отчужденности. Да, деловитой отчужденности! И вот что еще пришло мне в голову. Стараясь понять, как изменилась атмосфера вокруг меня, я начал испытывать глубокую тоску. Внутри меня словно образовался вакуум. Разговаривая с вами, я все время ждал этого вопроса и боялся его… «Где были вы?» Вдруг ответ на этот вопрос приобрел значимость, важность, всю силу которой я себе даже не представлял.