Внезапные крики взлетали и падали, теряясь в общем шуме:
- Помогите! Убейте меня!.. Убейте скорее! Больно, больно!
Среди этого оглушительного шума и ослепляющего дыма дверцы уцелевших
вагонов раскрылись, и из них хлынули волной обезумевшие от страха пассажиры.
Они падали на полотно дороги, вставали, отбивались друг от друга кулаками,
ногами. Почувствовав под собой наконец твердую землю, они бросались бежать,
перепрыгивали через живые изгороди и убегали напрямик, через поля, с воплем
кидались в лес, инстинктивно стремясь уйти как можно дальше от опасности.
Истерзанная, растрепанная, в разодранном платье, Северина наконец
высвободилась из давки, но не убежала прочь, а бросилась к грохочущему
паровозу; тут она столкнулась с Пекэ.
- А Жак? Жак? Что с Жаком, он не погиб?
Кочегар, каким-то чудом оставшийся целым и невредимым, тоже бежал к
паровозу. Его мучили угрызения совести при мысли, что машинист лежит там,
под обломками. Они столько времени ездили вместе, столько вместе вынесли, и
мороз и непогоду!.. А их машина, их бедная подруга Лизон, лежит теперь на
спине, и из ее лопнувших легких вырываются последние вздохи. Они оба так
любили ее, так холили!
- Я соскочил с паровоза, - смущенно пробормотал Пекэ. - Я сам ничего не
знаю... надо бежать поскорее!..
Возле полотна дороги они натолкнулись на Флору. Она смотрела на них, не
двигаясь, в оцепенении от содеянного. Все кончилось. Прекрасно. Она
чувствовала облегчение оттого, что выполнила задуманное, освободилась от
своей навязчивой мысли, а к страданиям других она оставалась
нечувствительна, да она и не замечала их. Но когда она узнала Северину,
глаза ее страшно расширились, и бледное лицо омрачилось тенью жестокой муки.
Как, эта женщина жива, а он, несомненно, убит? Острая боль пронзила ее; она
сама нанесла себе удар ножом прямо в сердце, и внезапно она осознала всю
мерзость своего преступления. Ведь она сама сделала все это! Она убила его и
убила всех, кто погиб с ним вместе. Ужасный крик вырвался из ее груди, ломая
руки, бегала она взад и вперед, как безумная.
- Жак, бедный Жак!.. Он вот тут, его откинуло назад, я сама видела...
Жак!.. Жак!..
Предсмертный хрип и шипение Лизон становились все тише, слабее, и
громче стали слышаться раздирающие крики и стоны раненых. Но дым по-прежнему
был все такой же густой. Огромная груда обломков, откуда неслись эти крики
боли и страха, казалось, была окутана черной пылью, стоявшей неподвижным
пятном в прозрачном солнечном воздухе. Что делать, с чего начать, как
добраться до этих несчастных?
- Жак, Жак! - вопила Флора. - Говорю вам, он смотрел на меня, его
отбросило вот туда, под тендер... Идите же сюда, помогите мне!..
Кабюш и Мизар уже подняли обер-кондуктора Анри Доверня, который в
последнее мгновение также спрыгнул с поезда. |