Изменить размер шрифта - +
  Там  он  и
познакомился с нею, со своею дорогой  женой,  когда  она  вместе  с  дочерью
председателя  окружного  суда,  Бертою  Гранморен,  приезжала  из  Дуанвиля.
Северина Обри была младшей дочерью простого садовника, умершего на службе  у
Гранморенов, но ее крестный отец и опекун Гранморен чрезвычайно ее баловал и
сделал подругой своей дочери. Обе они воспитывались в руанском  пансионе.  В
Северине Обри было столько врожденного  изящества,  что  Рубо  долгое  время
позволял себе только мечтать о ней, испытывая то страстное чувство, с  каким
обтесавшийся рабочий любуется прекрасной,  но  недоступной  ему  драгоценной
вещицей. Эта была единственная любовь в его жизни. Он  женился  бы  на  этой
девушке даже и в том случае, если бы за ней не было ни гроша, лишь бы только
она была всегда с  ним.  Когда  же  он  осмелился  сделать  ей  предложение,
действительность превзошла самые смелые  его  мечты.  Северина  приняла  его
предложение; Рубо получил в приданое десять тысяч франков,  и,  кроме  того,
Гранморен,  который,  выйдя  в  отставку,  стал  членом  правления  Западной
железной дороги,  обещал  ему  свое  покровительство.  И  действительно,  на
следующий же день после свадьбы  Рубо  был  назначен  помощником  начальника
станции в Гавре. Правда, он и до того был на хорошем счету у начальства. Его
признавали  исполнительным,  точным,   добросовестным   служакой,   хотя   и
ограниченным, но хорошо знающим свое дело. Эти присущие ему  качества  могли
до известной степени  объяснить  столь  быстрое  исполнение  его  желания  и
внезапное повышение по службе, но Рубо предпочитал думать, что  всем  обязан
жене. Он обожал ее.
     Рубо подошел к столу, открыл коробку сардинок.  Он  окончательно  терял
терпение:  жена  условилась  с  ним  вернуться  в  три  часа.  Куда  же  она
запропастилась? Нельзя же потратить целый день на  покупку  пары  ботинок  и
полдюжины сорочек. Кто этому поверигг! Взглянув снова в зеркало, Рубо увидел
свои густые, нахмуренные брови и лоб, перерезанный суровой морщиной. В Гавре
он никогда ни в чем не  подозревал  жену.  Но  в  Париже  у  него  возникали
всевозможные опасения; ему казалось, что она хитрит  и  обманывает  его.  От
этих мыслей кровь бросалась ему в голову, а мощные кулаки  бывшего  рабочего
сжимались, как в былое время, когда он еще сам передвигал вагоны. Как всегда
в такие минуты, он превращался в животное, не сознающее своей силы, и мог бы
в припадке слепой ярости избить жену до смерти.
     Дверь распахнулась; Северина, радостная, оживленная, вошла в комнату.
     - Вот и я, - сказала она. - А ты, наверно, уже вообразил, что я  совсем
пропала!
     Северина была  в  полном  расцвете  молодости;  она  казалась  высокой,
стройной и очень гибкой, хотя на самом  деле  была  не  худенькая,  но  лишь
тонкокостная. На первый взгляд ее нельзя было назвать красивой: лицо  у  нее
было продолговатое, рот большой, но зубы ослепительные.
Быстрый переход