Старик был резок в обращении, все трепетали
перед ним.
- Скажи на милость, о чем ты задумалась? - повысив голос, дважды
повторил Рубо.
Северина вздрогнула и встрепенулась, словно застигнутая врасплох.
- Так, ни о чем...
- Что же ты не ешь, ты уже сыта?..
- Ну, что ты... Ничего подобного, ты сам сейчас убедишься. - Допив
вино, Северина мигом покончила со своим пирогом. Но тут произошел переполох:
оказалось, что фунтовый хлебец, припасенный к завтраку, съеден до последнего
кусочка и к сыру ничего не осталось. С веселыми возгласами и смехом они
перерыли буфет тетушки Виктории и наконец отыскали кусок черствого хлеба.
Несмотря на открытое окно, в комнате не делалось прохладнее, и молодей
женщине, сидевшей у самой печки, было по-прежнему очень жарко. Казалось,
веселый завтрак вдвоем с мужем привел ее в еще более возбужденное состояние.
Рубо снова заговорил о Гранморене, по поводу тетки Виктории. Ей тоже
следовало поставить за него пудовую свечу! Виктория родила в девушках
ребенка, который вскоре умер. Тогда она поступила кормилицей к Северине,
мать которой скончалась от родов. Впоследствии Виктория вышла замуж за
кочегара, служившего в обществе Западной железной дороги. Она еле-еле
перебивалась в Париже шитьем, так как муж ее пропивал все свое жалованье.
Благодаря встрече с молочной дочерью ее прежняя связь с Севериной
возобновилась, и Виктория также стала пользоваться покровительством
Гранморена. Он добился для нее места сторожихи при дамских уборных люкс.
Самые роскошные уборные! Железнодорожное общество платило ей всего сто
франков в год, но она выручала больше тысячи четырехсот франков с
посетительниц. Кроме того, железнодорожное общество предоставило ей квартиру
- комнату с отоплением. Поэтому служба у нее была очень выгодная. Рубо
высчитал, что если бы муж ее, кочегар Пекэ, аккуратно приносил домой
жалованье и наградные - две тысячи восемьсот франков, - а не прокучивал бы
эти деньги на линии, то у него с женой имелось бы ежегодно более четырех
тысяч франков, то есть ровно вдвое больше содержания, получаемого в Гавре
помощником начальника станции.
- Разумеется, не каждая женщина согласится быть сторожихой при уборной,
- заметил Рубо. - Впрочем, всякая работа хороша, если она порядочно
оплачивается.
Насытившись, Рубо и Северина медленно доедали сыр, нарезая его
маленькими ломтиками, чтобы продлить удовольствие. Беседа их становилась
более вялой.
- Кстати, я забыл тебя спросить, - воскликнул Рубо, - почему ты
отказалась от предложения Гранморена погостить два - три дня в Дуанвиле?
Охваченный приятным чувством сытости, Рубо вдруг вспомнил об утреннем
визите в особняк Гранморенов на улице Роше. |