Я чувствовал себя застигнутым врасплох. Сначала она появляется здесь без предупреждения, я вынужден принимать ее небритым и неопрятно одетым в доме, который не убирал уже несколько месяцев. Затем упрекает меня в том, что я поступил как трус, когда написал «Дружные семьи», не дав ей никакой возможности защититься. Единственным моим желанием сейчас было, чтобы она как можно скорее ушла.
— Все мы становимся мудрее с каждым прожитым днем, — сказал я и попытался улыбнуться.
Лина отвела взгляд:
— Ты уходишь от ответа.
— А что бы ты хотела, чтобы я сказал?
Она наклонилась вперед, протянула свою хрупкую руку через стол и накрыла ей мою ладонь:
— Я бы хотела, чтобы ты сказал, что прощаешь меня и самого себя. Чтобы ты пообещал лучше заботиться о себе и снова начать понемногу общаться с людьми. — Лина опять посмотрела мне в глаза, и по ее взгляду я понял, что она говорит искренне.
Я откашлялся.
— Я тебя прощаю. Я также прощаю самого себя и обещаю лучше заботиться о себе и снова начать понемногу общаться с людьми, — сказал я, стараясь как можно точнее скопировать ее тон.
Лина убрала руку и покачала головой.
— Сама не знаю, зачем пришла, — разочарованно заметила она. — Может, надеялась, что на этот раз ты меня услышишь, думала, что ты нуждаешься во мне, в чьей-то помощи. — Она вздохнула. — Мы ведь по-прежнему любим тебя, Франк. Не нужно ненавидеть себя и всех окружающих.
Она встала и скрестила руки на груди.
— Я сейчас уеду, — сказала она. — Но сначала хочу тебе кое-что рассказать — прежде, чем ты услышишь это от других. — Она выдержала паузу. — Я… я встретила другого, Франк. Его зовут Бьорн… он переезжает к нам на следующей неделе… девочки без ума от него…
Я слушал то, что она говорила, наблюдал за ее отчаянными усилиями подбирать слова, каждое из которых становилось для меня подобием маленькой ручной гранаты, обернутой в вату. Отметил некое подобие улыбки, появившейся у нее на губах, когда она произносила его имя. А также ее сожаление, когда оказалось, что предпринятые ею попытки меня успокоить обернулись чуть ли не издевательством.
Внутри у меня как будто что-то взорвалось, полыхнуло пламя, фейерверком рассыпая снопы жгучих искр. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня стошнило и при этом изверглись наружу все пылающие внутренности. Собрав все свои силы, я старался сохранять спокойствие. Лицо мое словно окаменело, превратившись в посмертную маску, которая запечатлела все эмоции Франка Фёнса за мгновение до казни.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Лина.
В ответ я отсалютовал ей своим стаканом с виски.
— Поздравляю. — Я залпом допил содержимое.
Она покачала головой.
— Прощай, Франк, — сказала Лина. Голос ее при этом дрогнул, она прикрыла рот рукой, затем резко повернулась и торопливо пошла прочь. Обогнув угол дома, Лина скрылась из поля моего зрения. Чуть погодя стало слышно, как ее автомобиль завелся и отъехал.
Некоторое время я созерцал свой стакан, затем перевел взгляд на сад.
Внезапно пришло желание подстричь траву и, может быть, даже спилить пару деревьев.
Вскоре после «Дружных семей» вышел мой следующий роман — «Медийная шлюха». Я написал его в рекордно короткий срок под влиянием бессильной ярости, которая переполняла меня с того самого момента, как Лина дала мне понять, что я навсегда потерял ее и девочек. Кто-то должен был мне за это ответить. Я убеждал себя, что в конечном итоге во всем виновата Линда Вильбьерг. Дело, разумеется, обстояло не совсем так, однако в тот момент подобное решение представлялось мне логичным. |