21

Казначейский проезд оказался точь-в-точь таким, каким я себе его представлял, хотя прежде мне не доводилось бывать здесь. Северо-западная часть столицы, всегда казавшаяся мне серой и мрачной, с отчетливо выраженным криминальным душком, ни в коей мере не обманула моих ожиданий, когда я прибыл сюда на такси, пойманном прямо у дома Бьярне и Анны. Получив адрес Мортиса, я постарался как можно скорее покинуть нашу старую «Скрипторию», сославшись на какой-то выдуманный предлог. Было заметно, что Бьярне переживает за меня. Наверняка он полагал, что от них я сразу же отправлюсь в Казначейский. Тем не менее он так ничего и не сказал и не сделал попыток меня остановить. Может, надеялся, что встреча с Мортисом как-то прояснит сложившуюся ситуацию, убедит меня в беспочвенности подозрений на его счет.

Признаться, первые сомнения возникли у меня уже в тот момент, когда я оказался перед домом № 43. Здание из некогда желтого кирпича со временем под воздействием солнца и выхлопных газов приобрело мрачный темно-бурый оттенок, напоминающий налет, который образуется на пальцах заядлого курильщика. Фасад трехэтажного строения украшали дешевые алюминиевые балконы — по одному на каждую квартиру, — однако, судя по всему, большинство жильцов использовали их лишь в качестве кладовки для хранения всякого хлама и рухляди, уже не влезающих в дом. Трудно было предположить, чтобы кто-нибудь из проживающих в подобного рода здании оказался в состоянии спланировать и осуществить нечто, не имеющее отношения к проблеме собственного выживания.

Войдя в подъезд, я ознакомился с табличкой со списком жильцов и отыскал среди них фамилию Мортена. Мортен Йенсен. Ну конечно же! Вероятно, поэтому я и не сумел найти его в справочнике. Мортиса на самом деле звали Мортен Дуе Йенсен, однако во времена «Скриптории» он категорически отказывался называть себя Йенсеном и был исключительно Мортеном Дуе. «Йенсены — это огромная серая масса датчан, пожирателей печеночного паштета», — неизменно заявлял он, когда кто-нибудь поднимал эту тему. Он же всегда стремился выделиться, считал себя особенным. Что ж, вероятно, с тех пор Мортис сменил точку зрения.

Свет в подъезде погас. Я снова зажег его и начал подниматься по лестнице. Оказавшись перед дверью нужной мне квартиры, я остановился и задумался. Зачем, собственно говоря, я сюда пришел? Может, чтобы прочесть белые пластиковые буквы у щели для писем и газет и тем самым убедиться, что Мортис действительно существует?

Поскольку никакого звонка не было и в помине, я постучал в дверь. Три гулких удара эхом разнеслись по всему подъезду. Изнутри не доносилось ни звука. Выждав несколько секунд, я постучал снова — опять никакой реакции. Я с досадой присел на корточки и попытался заглянуть в квартиру сквозь щель для писем. Внутри царила темнота.

— Мортен?! — окликнул я, прижавшись губами к щели для писем.

Неужели же я напрасно пришел сюда? Не может быть! Слишком многое для меня было поставлено на эту карту.

Я заглянул под дверной коврик, чтобы проверить, нет ли там ключа. Его там не оказалось, хотя сама идея была, в общем-то, правильной. Гуляя по городу, Мортис имел обыкновение вечно все терять, поэтому во времена «Скриптории» он всегда прятал куда-нибудь запасной ключ. Я встал и провел пальцами поверх дверного косяка, но и там не нащупал ничего, кроме толстого слоя пыли. Может, он научился наконец бережно обращаться со своими ключами? На всякий случай я подергал за ручку — просто чтобы убедиться, что Мортис Не потерял все комплекты своих ключей, — однако дверь была заперта.

Свет снова погас. Сквозь окно лестничной клетки на меня падал отблеск лунного света. Поднявшись на один пролет, я распахнул окошко. Сердце мое забилось сильнее. Отсюда до балкона Мортиса было всего метра два-три, и, насколько мне было видно, балконная дверь была чуть приоткрыта.