Изменить размер шрифта - +
Паша, видно, впервые посетил свою кухню, и люди при его появлении буквально застыли от ужаса. Они так и остались сидеть, глядя на своего господина широко открытыми глазами.

А тот вышел на середину, расчистив себе место пинками, и закричал:

— Встать, вы, лентяи! Рабы! Вы продолжаете сидеть, как будто не узнаете меня, как будто я вам ровня?

Повара вскочили и молниеносно пали к его ногам.

— Есть у вас горячая вода?

— Кипятится в котле, господин, — ответил один из поваров, который, видимо, считал кухню своей вотчиной, потому что был самым толстым и самым грязным из всех.

— Подай изюм, ты, болван!

— Сколько?

— Сколько тебе нужно? — спросил меня паша.

Я показал на пустой сосуд.

— Трижды заполнить вот этот кувшин.

— А сахара?

— Полный кувшин.

— А уксуса?

— Пожалуй, десятую часть кувшина.

— Слышали вы, негодяи? Убирайтесь!

Повара поспешили вон и вскоре вернулись с требуемыми припасами. Изюм я заставил вымыть, а потом бросил его весь в кипящую воду. Западный фабрикант шампанского высмеял бы мое варево, у меня же не было времени — я должен был покончить с этим делом как можно быстрее, чтобы не отягощать память благородного паши слишком большим количеством процедур.

— Теперь в аптеку! — попросил я его.

— Пошли!

Он пошел впереди и ввел меня в комнату, где лежал на земле со связанными ногами бедный хаким. Паша и ему дал пинок.

— Вставай, мерзавец, и воздай мне и этому великому эфенди полагающиеся нам почести. Возблагодари его, так как это именно он попросил, чтобы я освободил тебя от предназначенного наказания. Он так ловко вытащил мне зуб, что я ничего даже не почувствовал. Приказываю тебе поблагодарить его!

О, какое удовольствие быть придворным врачом паши! Этот бедняга бросился передо мной ниц и поцеловал край моей поношенной одежды. Потом паша спросил:

— Где твоя аптека?

Врач показал на большой, источенный жучками сундук. — Здесь, о паша!

— Открывай!

Я увидел перемешанные в невообразимом беспорядке всевозможные кульки, листочки, кружки, амулеты, пластыри и многие другие вещи, характер и предназначение которых были мне полностью неизвестны. Я спросил соды и виннокаменной кислоты. Соды было вдоволь, а кислоты очень мало, но для моих нужд достаточно.

— Теперь у тебя все есть? — спросил меня паша.

— Да.

Он дал врачу прощальный пинок, наказав при этом:

— Заготовь большое количество этих веществ и запомни их названия. Они мне очень пригодятся, когда вдруг заболеет какая-нибудь лошадь. Но если ты забудешь названия, получишь полсотни хороших ударов!

Мы вернулись на кухню. Туда уже принесли бутыли, сургуч, проволоку и холодную воду. Губернатор всех немедленно выгнал. Ни один человек, кроме него, не должен был даже слегка приподнять завесу великой тайны приготовления вина, которое разрешено пить каждому доброму мусульманину без каких-либо угрызений совести, поскольку вино это ненастоящее.

Потом мы варили, охлаждали, наливали бутылки, закупоривали и опечатывали их, так что у паши пот капал с лица, а когда мы наконец закончили свои труды, слугам разрешено было войти, чтобы отнести бутылки в самое холодное место подвала. Одну бутыль паша взял с собой на пробу и нес ее в собственных высочайших руках через приемную в парадный покой, где мы снова уселись на ковер.

— Выпьем? — спросил он.

— Оно еще недостаточно остыло.

— Выпьем теплым.

— Оно тебе не понравится.

— Должно понравиться!

Конечно, должно, потому что пожелал сам паша! Он велел принести два бокала, приказал никого не пускать, даже дежурного офицера, и распутал проволоку, удерживавшую пробку.

Быстрый переход