Принесли и мои сандалии, которые я немедленно обул. Потом мы, покуривая и попивая кофе, уселись рядышком, как давние, добрые знакомые. Кажется, его расположение ко мне росло, и он, чтобы доказать мне это, послал за теми двумя арнаутскими офицерами, что приходили за мной. Лицо его стало таким благостным, словно паша готов был наобещать им величайшее блаженство в мире:
— Вы должны были привести этого бея ко мне?
— Ты так приказал, о господин! — ответил один из них.
— Вы его не поприветствовали! Вы не сняли своей обуви! Вы его даже назвали неверным.
— Мы делали это, потому что ты сам его так называл!
— Молчи, ты, собака! Отвечай, действительно лия его так называл?
— Господин, ты…
— Отвечай! Называл я его неверным?
— Нет, о паша!
— Однако ты это утверждал! Спускайтесь во двор! Каждый из вас должен получить по пятьдесят ударов по пяткам. Доложите об этом старшему!
Видимо, это было самым лучшим доказательством дружбы. Пятьдесят ударов? Это уж слишком. Десять или пятнадцать я бы допустил. Но теперь я вынужден был позаботиться об арнаутах.
— Ты судишь справедливо, о паша, — сказал я. — Твоя мудрость велика, но доброта еще больше. Милость — право всех императоров, королей и властелинов. Ты князь Мосула, и ты позволишь воссиять своей милости! Сжалься над этими людьми!
— Простить негодяев, оскорбивших тебя? Это ведь то же самое, что проявить неуважение ко мне.
— Господин, ты стоишь так высоко над нами, как звезда над землей. Шакал воет на звезды, но те его не слышат и продолжают светить. Твою доброту будут восхвалять в странах Запада, когда я расскажу, что ты выполнил мою просьбу.
— Эти собаки не стоят того, чтобы мы прощали их, однако, чтобы ты понял, как я тебя люблю, я могу освободить их от наказания. Убирайтесь и не смейте сегодня показываться нам на глаза!
Когда они покинули комнату, он осведомился:
— А в какой стране ты был в последний раз?
— В Египте. А потом я через пустыни пришел к тебе.
Я сказал так, потому что не мог выдать ему, что побывал у хаддединов.
— Через пустыни? Наверняка через Синайскую и Сирийскую! Это плохой путь; но слава Аллаху, что ты его прошел!
— Почему?
— Потому что ты мог попасть к арабам-шаммар и они убили бы тебя.
Если бы он знал, о чем я умолчал!
— Эти шаммары такие плохие, ваше высочество? — спросил я.
— Это дерзкий разбойничий сброд, который я скоро развею по степи. Они не платят ни налогов, ни дани, а поэтому я уже приступил к истреблению их.
— Ты послал против них свои войска?
— Нет, арнауты нужны для других, более важных дел. Одним таким «важным делом» был грабеж подданных ради обогащения паши.
— А, я догадался!
— О чем ты догадался?
— Умный правитель щадит своих воинов и бьет врагов, поссорив их между собой.
— Аллах-иль-Аллах! Немей — неглупые люди. Я так и сделал.
— И задумка удалась?
— Плохо! И знаешь ли, кто этому виной?
— Кто?
— Один англичанин и какой-то чужой эмир. Хаддедины — самые храбрые среди шаммаров. Однако их должны были уничтожить, не пролив ни капли крови ни одного из моих людей. Мы послали против них три других племени. Но в это время появились этот англичанин с эмиром и навербовали в помощь хаддединам союзников. Дружественные мне племена были либо перебиты, либо взяты в плен. Они потеряли большую часть своих стад и теперь вынуждены платить дань.
— К какому племени принадлежал этот эмир?
— Никто этого не знает. |