— А это довольно мало.
— Подходи, садись!
Сначала подали кофе с медовым пирогом, потом — жаркое из баранины, нарезанное тонкими широкими, как хлеб, ломтями. Кроме того, пили арпу, сорт слабого пива, который турки обычно называют арпасу, «ячменной водой». Все приняли участие в этой трапезе, только писарь, уныло съежившись, сидел в стороне.
— Ифра, почему ты не идешь к нам? — спросил я его.
— Я не могу есть, эмир, — ответил он.
— Чего тебе не хватает?
— Утешения, господин. До сих пор я ездил на осле, бил и оскорблял его, почти не чистил, не мыл, часто даже оставлял голодным, и вот я слышу, что это животное — отец моего отца. Он стоит на дворе, и камень все еще висит у него на хвосте!
Ротного писаря нужно было пожалеть. Во мне заговорила совесть. Ситуация была такой глупой, что я не мог удержаться и громко рассмеялся.
— Ты смеешься! — упрекнул меня писарь. — Если бы твой осел был отцом твоего отца, ты бы заплакал. Я должен был довезти тебя до Амадии, но я не могу этого сделать, так как я больше никогда не оседлаю дух моего дедушки!
— Тебе не надо так поступать, тем более что это просто невозможно, потому что никто не может оседлать духа.
— На чем же мне тогда ездить?
— На своем осле.
Он сконфуженно поглядел на меня.
— Но ведь мой осел — дух. Ты же сам это сказал.
— Я просто пошутил.
— О, ты говоришь это лишь для того, чтобы успокоить меня!
— Нет, я говорю это, потому что мне жаль, что ты так близко к сердцу принял мою шутку.
— Эфенди, ты действительно хочешь только утешить меня! Почему осел так часто уносил меня? Почему он столько раз сбрасывал меня? Потому что знал: он вовсе не осел, а я — сын его сына. И почему камень сразу же помог, словно я сделал именно то, что тебе приказала ослиная душа?
— Ничего она мне не приказывала, а отчего помогло мое средство, я тебе скажу. Разве ты никогда не замечал, что петух закрывает глаза, когда кукарекает?
— Я видел это.
— Если с помощью какого-либо устройства силой удерживать его глаза открытыми, он никогда не запоет. Замечал ли ты, что твой осел всегда поднимает хвост, когда захочет закричать?
— Да, эфенди, он в самом деле так поступает.
— Так позаботься же о том, чтобы он не мог поднять хвост. Тогда он перестанет кричать!
— Значит, отец моего отца на самом деле не заколдован?
— Нет, я же тебе сказал!
— Хамдульиллах! Тысяча благодарностей Аллаху!
Он выбежал из дома, отвязал камень от ослиного хвоста, а потом поспешно вернулся, чтобы еще поучаствовать в трапезе. Тот факт, что подчиненному разрешается сидеть за одним столом с беем, еще раз показал мне, сколь патриархальна жизнь езидов.
ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК
— Знаешь ли ты долину Идиз? — спросил я спутника.
— Да.
— Далеко ли до нее?
— Два часа езды.
— Я хотел бы ее посмотреть. Хочешь проводить меня туда?
— Как прикажешь, господин.
Мы выехали по дороге из Баадри. Хотя вряд ли можно было называть дорогой торную тропу, которая круто шла в гору, а потом столь же круто устремлялась вниз, но мой вороной держался храбро. Верхушки склонов сначала покрывал кустарник, постепенно его сменил густой темный лес, под лиственными и хвойными кронами которого мы и поехали. Наконец тропа стала такой опасной, что мы спешились и вынуждены были вести лошадей в поводу. Надо было тщательно осматривать каждое место, прежде чем поставить ногу. |