— Эфенди! — испуганно закричал бей. — Подумай, мы…

— Я знаю, что говорю, — опять прервал я его. — Этот человек служит штабс-офицером при губернаторе. Он может выйти в генералы, а ты ведь живешь в дружбе и прочном мире с повелителем Мосула. Жаль утруждать такого офицера. Этого бы и не произошло, если бы я сразу узнал его… Итак, ты обещаешь мне сразу же вернуться в Мосул?

— Обещаю.

— Твоя месть касается кого-либо из езидов?

— Нет.

— Тогда иди, и да хранит тебя Аллах, чтобы месть не стала опасной для тебя самого!

Он был удивлен. Еще какую-то минуту назад он видел перед собой смерть, а теперь узрел себя свободным. Он схватил мою руку и воскликнул:

— Эмир, я благодарю тебя! Да благословит Аллах тебя и твоих близких!

— Что ты наделал! — сказал Али-бей, скорее рассерженный, чем удивленный.

— Лучшее, что я мог сделать, — ответил я.

— Но это же шпион!

— Конечно.

— А ты подарил ему свободу! Разве ты не вынудил его признаться, что он штабс-офицер губернатора?

Остальные езиды также мрачно смотрели на меня. Я как бы не замечал этого и возразил:

— И что ты узнал из его признания?

— Многое!

— Не больше, чем мы уже знали. И вообще он показался мне человеком, который скорее умрет, чем признается.

— Тогда бы мы его убили!

— И что бы последовало?

— Одним шпионом стало бы меньше!

— О, были бы и другие последствия. Во всяком случае, коль-агасси был послан убедиться, подозреваем ли мы о намеченном нападении. Если бы мы его убили или задержали в плену, он бы не вернулся к своим, а это означало бы, что мы уже кем-то предупреждены. Теперь же он получил свободу, и миралай Омар Амед посчитает, что мы ничуть не догадываемся о намерениях губернатора.

Бей обнял меня.

— Прости, эмир! Мои мысли не идут так далеко, как твои. Но я пошлю за ним лазутчика — убедиться, что он действительно уехал.

— И этого ты не делай.

— Почему?

— Этим мы бы обратили его внимание как раз на то, что хотели скрыть, освобождая его. Он бы спрятался здесь. Впрочем, сейчас приходит достаточно людей, у которых ты можешь справиться, не повстречался ли он им.

И здесь я одержал верх. Мне было очень приятно выиграть дважды: я сохранил жизнь человеку, который все-таки действовал по приказу, и одновременно сорвал план губернатора. С чувством удовлетворения я пошел завтракать на женскую половину, которую, собственно говоря, можно было бы назвать кухней. Предварительно я выбрал из того небольшого собрания диковинок, которое подарил мне Исла бен Мафлей, один браслет, к которому был прикреплен медальон.

Маленький бей уже тоже проснулся. Пока мать держала его, я попытался набросать на бумаге его миловидную мордашку. Но все маленькие дети схожи между собой, и мой рисунок мало напоминал оригинал. Потом я вложил рисунок в медальон и протянул браслет матери.

— Носи на память об эмире немей, — попросил я ее, — там находится лицо твоего сына. Оно вечно останется молодым, даже если сын станет взрослым.

Она посмотрела на изображение и пришла в восторг. За какие-то пять минут она успела показать портрет всем обитателям дома и находящимся в нем гостям, а я едва мог спастись от проявлений благодарности. После завтрака мы направились в путь, но не в праздничном, а в очень серьезном настроении.

Али-бей нарядился в самые дорогие одежды. Мы с ним ехали впереди, а за нами следовали самые видные люди деревни.