– А давайте я вам расскажу, как было дело, – предложил он, совсем чуть-чуть заступив Семеновцеву дорогу, но тот воспользовался этим, остановился. Войтех понял, что полицейский вовсе не горел желанием надеть на него наручники. Семеновцев, вопреки логике и здравому смыслу, хотел верить ему. Наверное, они были очень убедительны накануне. – Мы действительно приехали сюда с необычным расследованием. Поскольку смерти этих девочек – не первые в цепочке. Такие смерти повторяются в феврале каждые тридцать лет, начиная с тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Больше ста лет. А все потому, что в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году, опять же ровно за тридцать лет до первой серии убийств, жили здесь неподалеку два талантливых друга-скрипача. Один был чуть более талантлив, другой чуть менее, но для них это было неважно. Важно было лишь отцу одного из них. Того, который был чуть менее талантлив. Отец был музыкальных дел мастером, делал в том числе и скрипки. А поскольку скрипачи готовились к участию в важном конкурсе, решил он помочь сыну. Но что-то перепутал, и скрипка убила мальчика. Бедный скрипач после смерти не нашел покоя. Теперь каждые тридцать лет скрипка требует новых жертв, но уже не куриц, с помощью убийств которых была создана, а девушек, и скрипач пытается найти того, кто доиграет за него симфонию и тем самым освободит его. Я все верно говорю? – Ваня повернулся к Троекурову.

Тот удивленно приподнял брови и рассмеялся.

– Вы сумасшедший! – заявил он. – Кто в здравом уме поверит в такой бред? Особенно когда рядом есть настоящий убийца.

Войтех понимал, что слова директора выглядят гораздо более правдоподобными. Он чувствовал, что толпа верит Троекурову. И даже полицейские сомневаются. Не хотят арестовывать его, но версия директора выглядит стройнее, продуманнее. В нее легче поверить. А еще Войтех чувствовал, что они в чем-то ошиблись. Где-то в словах Ивана содержится фатальная ошибка.

– Чего вы ждете? – рявкнул Троекуров Семеновцеву. – Арестуйте его!

Полицейский снова неуверенно шагнул к Войтеху, но тот решил не нагнетать, сам протянул ему руки, предлагая защелкнуть наручники. Даже если какое-то время ему придется провести в заключении, Саша и Иван что-нибудь придумают. Они хорошие сотрудники, умные, находчивые, и не из таких ситуаций выпутывались.

– Стойте!

В дверях столовой появился Мамонтов. Он выглядел бледным и невыспавшимся, с синяками под глазами, и напоминал сейчас сторожа после суточного дежурства, а не удачливого бизнесмена и мецената. Но метаморфозы произошли только внешние, внутренний стержень остался прежним, этого нельзя было не почувствовать, а почувствовав – нельзя не поверить его словам.

– Я попробовал все вспомнить так, как вы велели, – сказал Мамонтов Саше. – И кое-что мне удалось. Все это действительно уже происходило тридцать лет назад, когда я учился здесь. Первой жертвой этого маньяка стала моя сестра. А затем еще две девочки. Потом появилась скрипка, и мой одноклассник, который умел на ней играть, взял ее. Тогда Петр Яковлевич, работавший в то время у нас обычным учителем, и рассказал легенду об этой скрипке. Раз взявший ее в руки принимает на себя проклятие и вынужден попробовать играть всю ночь. Конечно же, мой одноклассник не смог, ведь он даже не был профессиональным музыкантом, в то время в школе не было оркестра.