Семеновцев растерянно повернулся к директору, окончательно запутавшись, кого он должен арестовать, но директор не стал ждать, когда он возьмет себя в руки. Шагнул к скрипке, и Войтех сразу почувствовал перемену. Внешне ничего не изменилось, но Троекуров словно возвел между собой и толпой невидимую стену. Наверное, Саша тоже что-то почувствовала, потому что брови ее сначала подпрыгнули вверх, а потом сошлись на переносице. Как на старом заброшенном кладбище она ощущала границы и не могла перейти через них, так и сейчас почувствовала стену.

Троекуров, осознав, что больше скрываться незачем, хищно оскалился, и ровно на одно мгновение Войтех увидел вместо его лица лик ворона. Черные глаза-бусинки смерили всех презрительным взглядом, мощный клюв приоткрылся, черные перья встали дыбом. Моргнул – и видение развеялось. Остался только до отвращения неприятный человек, от которого инстинктивно хотелось держаться подальше. И вот это, похоже, почувствовали все, потому что вмиг в столовой стало теснее, будто страхом сковало не только умы, но и тела всех присутствующих.

– Ну что ж, в таком случае я не стану больше играть по старым правилам, сыграем по новым, – заявил директор, хищно оглядывая толпу и останавливаясь на трех парнях из десятого класса. Скрипачи держались вместе, чувствуя нависшую над ними грозовую тучу. И если для всех остальных туча была еще далеко, доносились лишь едва слышные раскаты грома, то они видели молнии, чувствовали запах озона. – Ну, кто из вас самый смелый? Кто попробует свои силы?

– Послушайте, – Саша, неугомонная Саша выступила вперед, не столько прикрывая ребят, сколько отвлекая на себя внимание, – давайте найдем другое решение. Вы не виноваты в том, что случилось много лет назад. Это ваше проклятие, но не ваша вина. Мы можем вам помочь. Дайте нам время, и мы придумаем, как освободить вас от скрипки. На вашей совести кровь почти двух десятков девушек, но едва ли вы понесете за них наказание большее, чем уже несете. Да, я знаю, что жить вечно – не благо, а проклятие. Видеть, как умирают все твои близкие, как уходит в небытие все, что дорого, – непросто. Этим вы уже заплатили за убийства. Дайте нам помочь вам.

Стоило Саше замолчать, как Войтех понял, в чем они ошиблись. Понял за мгновение до того, как свою правду озвучил Троекуров.

– Помочь? – с сарказмом переспросил тот. – А кто тебе сказал, что я нуждаюсь в помощи? Вы многое раскопали, снимаю шляпу перед вашей организацией. Никто раньше не подходил ко мне так близко. Но вы не поняли главного: я не скрипач, не справившийся со скрипкой. Я – его отец. И я не делал скрипку, способную помочь моему сыну играть лучше. Я делал скрипку, которая избавит его от соперника. Скрипка предназначалась не ему, а его другу. И только по дурацкому недоразумению играть на ней взялся мой сын, отчего и погиб. Глупый мальчишка! Узнал о том, что я сделал, и решил помочь другу. А теперь мы с ней, – директор с любовью погладил плавные изгибы проклятой скрипки, будто тело любимой женщины, – единое целое.