ротора  генератора  при  выведенной практически из  работы  аварийной защите

планировался заранее и  не  только был отражен в программе  испытаний, но  и

подготовлен технически.  За две недели  до эксперимента  на панели  блочного

щита управления четвертого энергоблока была врезана кнопка МПА (максимальной

проектной аварии), сигнал которой завели  лишь во вторичные электроцепи,  но

без контрольно-измерительных приборов и насосной части. То есть сигнал  этой

кнопки был чисто имитационный.

     Еще  раз поясним  широкому читателю:  при срабатывании аварийной защиты

(A3) все двести одиннадцать штук поглощающих стержней падают вниз, врубается

охлаждающая   вода,    включаются   аварийные   насосы   и   разворачиваются

дизель-генераторы   надежного  электропитания.   Включаются   также   насосы

аварийной подачи воды из баков чистого конденсата и насосы, подающие воду из

бассейна-барбатера в  реактор. То есть средств защиты более чем  достаточно,

если они сработают в нужный момент.

     Так вот, все эти  защиты и  надо  было завести на кнопку МПА. Но они, к

сожалению, были выведены из работы - поскольку операторы опасались теплового

удара по реактору, то есть поступления  холодной воды в горячий реактор. Эта

хилая мысль, видимо, загипнотизировала v руководство АЭС (Брюханова, Фомина,

Дятлова)  и вышестоящие организации в  Москве. Таким образом, была  нарушена

святая  святых атомной  технологии: ведь если  максимальная проектная авария

была  предусмотрен а проектом, значит, она могла произойти в любой момент. И

кто же давал в таком случае право лишать реактор всех предписанных правилами

ядерной безопасности защит? Никто не давал. Сами себе разрешили...

     Но,  спрашивается,  почему   безответственность   Госатомэнергонадзора,

Гидропроекта и  Союзатомэнерго не  насторожила директора  Чернобыльской  АЭС

Брюханова и  главного инженера  Фомина?  Ведь по  несогласованной  программе

работать  нельзя.  Что  это за люди, что за специалисты? Коротко расскажу  о

них.

     Познакомился  я  с  Виктором  Петровичем  Брюхановым  зимой  1971 года,

приехав на площадку строительства АЭС  в поселок Припять прямо из московской

клиники, где лечился по поводу лучевой болезни. Чувствовал я себя еще плохо,

но ходить мог и решил, что,  работая, приду в норму  быстрее.  Дал подписку,

что покидаю  клинику по собственному желанию, сел в поезд и утром уже  был в

Киеве. Оттуда на такси за два часа домчался до Припяти.

     Лечился я в той самой 6-й московской клинике, куда через пятнадцать лет

привезут смертельно облученных пожарников и эксплу-

     атационников,   пострадавших   при    ядерной   катастрофе   четвертого

энергоблока...

     А тогда, в начале 70-х,  на месте будущей АЭС еще ничего не было.  Рыли

котлован  под главный  корпус. Вокруг-редкий  молодой  сосняк, как  нигде  в

другом месте пьянящий воздух. Песчаные  холмы,  поросшие  низкорослым лесом,

проплешины чистого  желтого  песка  на фоне  темно-зеленого мха.